Горечь моей надежды

На Джейсона эта невинная фраза обычно производила такой же эффект – но только не сегодняшним вечером, потому что, похоже, его дома не было. Если только в данный момент он не в саду, в очередной раз пытается соорудить новый сарай. Если это так, то ни на какую, даже самую хилую, улыбку в знак приветствия рассчитывать не приходится. По профессии Джейсон был строителем, однако его последняя попытка возвести сарай закончилась тем, что молоток бумерангом отлетел от стены дома, в то время как сам Джейсон возносил странную пятничную молитву рядом с компостной ямой.

С тех пор непокорные части сарая были убраны с глаз подальше и, как подозревала Алекс, были обречены оставаться в укромном месте до того момента, пока не будут готовы вести себя как им и положено: то есть легко и просто складываться в строение соответствующего назначения, как то было сказано на веб-сайте, на котором они были куплены.

Бросив у основания лестницы тяжелую сумку с документами и серую джинсовую куртку, Алекс быстро проверила по наручным часам время и, увидев, что уже поздно, беззвучно простонала. На то, чтобы принять душ, переодеться и перекусить, прежде чем снова выйти из дома, у нее оставалось меньше часа. Хотя, если честно, после такого дня, как сегодняшний, она не отказалась бы проваляться весь вечер на диване перед телевизором или же на шезлонге во внутреннем дворике с бутылкой пусть даже недорогого вина.

С другой стороны, она была вся в предвкушении этого вечера – в таком сильном, что стоило ей подумать, что ждет ее сегодня, – и усталости как не бывало. Да что там! Ее пронизывали мощные волны энергии, отчего она была готова петь, плясать и даже – если бы ее попросили – сделать на лужайке колесо.

Эх, если бы по соседству по-прежнему жила Милли Кейс, старушка наверняка оценила бы это по достоинству. Увы, несколько недель назад Милли переселилась в дом престарелых – с таким Альцгеймером, как у нее, жить одной в доме попросту опасно.

Мысленно добавив в свой список неотложных дел пункт «проведать Милли», Алекс вошла в кухню. Никого. Правда, обе половинки дверей – верхняя и нижняя, – что вели во внутренний дворик, были открыты, а доносившийся из сада надрывный рев газонокосилки служил убедительным объяснением тому, почему Джейсон не услышал, как она вошла в дом.

Вдыхая пьянящий запах свежескошенной травы, Алекс уже было собралась шагнуть в сад и прокомментировать садоводческие подвиги Джейсона, когда зазвонил стоявший на комоде телефон.

Прижав подбородком трубку, Алекс открыла холодильник, чтобы вынуть оттуда вино.

– Алло, «Приход Малгров» слушает! – ответила она. Хотя дом давно уже не принадлежал церкви, он сохранил свое старое название, полученное, когда его купил ее отец. Дом стоял в стороне от остальных зданий (если не считать жилище Милли) в верхней части деревни, что делало его одним из самых престижных особняков во всей округе.

Не то чтобы «Приход Малгров» был особенно велик или переделан на современный лад – в этом он никак не мог тягаться с большинством отреставрированных приходских домов по всей стране. Солидности ему придавали виды, что открывались из его окон, – на раскинувшиеся позади него поля, и на крыши деревенских домов, – с парадного крыльца.

Алекс никогда не забывала о том, что ей крупно повезло: жить после смерти родителей в таком доме! Впрочем, она знала, что недалек тот день, когда Габи захочет продать дом, и тогда… Что же тогда делать Алекс? Это с ее-то более чем скромным жалованьем. Впрочем, сейчас не об этом.

– Привет, Алекс, это ты? – раздался голос на том конце линии.

– Да, это я, – ответила она, мгновенно перевоплощаясь в свое вечернее «я», а именно основателя и одновременно режиссера и продюсера театра «Малгров Виллидж». Стоило ей снять очки и тряхнуть волосами, как Алекс Социальный Работник удивительным образом исчезала. Ну, или, по крайней мере, так ей хотелось думать.

На самом же деле проблемы никуда не исчезали, а лишь на какое-то время отступали на второй план, только затем, чтобы перевоплотиться в нечто в высшей степени мелодраматическое, что можно было мысленно пережевывать всю ночь напролет, когда Алекс не спалось.

– Как дела, Хейли? – бодрым голосом спросила она.

– Ты меня узнала! – радостно откликнулась та.

Алекс невольно улыбнулась. Хейли была скромняга. Писательница, причем самая талантливая из всех, с кем Алекс доводилось иметь дело. Не то чтобы она общалась со многими, но с несколькими – точно.

– Все в порядке? – спросила Алекс, до половины наполнив стакан холодным, только что из холодильника, «Шардонне». Похоже, на горизонте возникла малоприятная тучка. – Только не говори мне, что ты сегодня не можешь!

– Нет-нет, боже упаси, – поспешила заверить ее Хейли. – То есть вообще-то… Да. Буду. Я ведь тебя еще ни разу не подвела. Лишь хотела проверить, что правильно помню время. Семь тридцать, в зале деревенского клуба.

Подозревая, что на самом деле Хейли просто хочется потрепаться с кем-то, кто поймет ее волнение, Алекс как режиссер сочла своим долгом подбодрить автора: