Горение (полностью)

- Так.

- Не зря хлеб ем, - вздохнул Гартинг, - идет работа. А доктор Любек в чем-то сходится со мной...

Лежинский увидал кого-то в толпе, сжал руку Гартинга:

- Юзеф... Быстро уйдем куда-нибудь!

- Юзеф? - переспросил Гартинг, повернувшись профессиональным филерским "заворотом на месте". - Дзержинский?

- Кажется.

- Не кажется, а именно так: я его портрет узнал.

- У вас его безусый портрет должен быть.

- С усами тоже есть. У нас тут фотографы отменно работают.

- Если он меня спросит, с кем был, что отвечать?

- Господи, скажите - знакомый! Влас Родионович Голопупов. Купец. Да потом здесь со мной можно спокойно ходить - никто меня из ваших не знает.

- Я проваливаться на глупости не хочу. Вы меня куда-нибудь приглашайте от центра подальше.

- Ладно. Едем в один дом: там можно чаю попить.

- Ну вот, товарищ Бебель, - сказал Дзержинский, раскладывая перед социал-демократическим депутатом рейхстага фотографические карточки. - Это Гартинг с нашим другом на прогулке. Здесь - у входа на его конспиративку, Вагнерштрассе, восемь, около Цвибау. Здесь - он выходит из русского посольства, и ваши гвардейцы ему честь отдают. Очень хорошо получилось на фотографии, нет? Это его телефоны - в посольстве и дома. А это список вопросов, которые Гартинг поставил Мечиславу Лежинскому. И таких Гартингов, видимо, в Европе немало. Они губят людей, они шельмуют польских социал-демократов, доводят их до самоубийств или, когда что-то у них не выходит, сами убирают. Сначала - мы проанализировали работу Гартинга по вербовке - Гуровская была жертвой; провокатором она стала потом.

- В России таких Гартингов больше, - сказала Роза Люксембург.

- Да, - согласился Дзержинский, - и они работают, вербуя провокаторов в тюрьмах, после ареста. Там легче распознать - т ю р ь м а сразу чувствует чужого, камера заставляет быть зорким. А здесь? Как быть здесь? Гуровская-то в тюрьме не сидела, значит, здесь ее подхватили? В Берлине? Так же, как пытались с Мечиславом.

- Вы настоящий конспиратор, товарищ Юзеф! - сказал Бебель, глянув при этом на Розу. - Нат Пинкертон должен испытывать к вам зависть. Очень все здорово! Не рассердитесь, если дам совет? В старые времена, когда нам приходилось работать в подполье, Энгельс советовал: "Пока не доведете в с е до конца - не слезайте". Доводите до конца, не слезайте, а я тем временем буду размышлять, как погромче заявить это дело. И не вычленяйте польскую проблему, ударяйте весомей.

Совет старого немецкого социал-демократа заставил Дзержинского проиграть свою любимую игру в "продление жизни" особо внимательно, и он обнаружил целый ряд ошибок, совершенных им не только сегодня, когда кончилось наблюдение за Гартингом, но и все те дни, пока он, договорившись со своим приятелем, репортером "Берлинер Цайтунг" Фрицем Зайделем, делал разоблачительные снимки.

Во-первых, понял Дзержинский, ошибка заключалась в том, что он не наладил контакт с русскими социал-демократами, эсерами и анархистами. Видимо, если бы он координировал свои действия с ленинским эмиссаром в Берлине Валлахом и с друзьями Сладкопевцева, работа против Гартинга могла быть закончена раньше.

Во-вторых, надобно было доказать, что Гартинг имеет прямые контакты с берлинской полицией, а это было упущено, никаких, во всяком случае, документов или фотоснимков получить не удалось, в то время как немецким социал-демократам был необходим п о в о д для начала кампании. Политическая борьба предполагает наличие ф а к т а, который в условиях парламентского государства является единственным серьезным поводом для открытого столкновения с реакцией.

Дзержинский, решивший было сегодня пораньше лечь спать, оттого что последнюю неделю не знал ни минуты отдыха с этим новым для него делом, вышел от Бебеля, сел в метрополитен, именуемый отчего-то "у-баном", и поехал на Марктплац - там жил Фриц Зайдель.

Познакомился с ним Дзержинский случайно. Когда снова открылось кровохарканье, Люксембург разволновалась, стала попрекать его "расхитительством", потому что, говорила она, "твое здоровье принадлежит партии, нашему делу, и ты не вправе играть в Чайльд Гарольда. Я понимаю, что ты должен возвращаться в Краков, я понимаю, что на тебе газета, организационная работа, связь с Варшавой, я все понимаю, но хуже будет, если ты совсем вывалишься из рядов и должен будешь год сидеть в Швейцарии. С точки зрения экономических интересов партии нам выгоднее отправить тебя в какую-нибудь деревушку на Балтике, чем потом собирать по крохам средства для оплаты швейцарской санатории, - ты же знаешь, какие там бешеные цены".

Словом, его отправили в Циновитц, маленький, тихий поселок на острове Узедом, неподалеку от Грейсвальда. Одно утешение - можно ездить в Грейсвальдский университет и читать газеты - даже русские: кафедра славяноведения здесь считалась одной из лучших в Германии.