Горение (полностью)

- Хорошо, - сказал государь, - пусть войдет Витте.

Граф был лицом устал, под умными и все примечающими глазами залегли дряблые мешки, рот сжат в жестокую и требовательную щель - варяг, сволочь, пригласили когда-то на свою голову, а как теперь без них?!

- Мне кажется, - неожиданно для всех мягко улыбнувшись, сказал государь, что на том месте, где сливаются небеса и хляби, сидят белые лебеди, хотя время их пролета отошло. Чайки. Обычные чайки. Свидетельство постоянного человеческого желания мечтать. Итак, граф, я с радостию вижу вас в Царском Селе и жду доклада.

- Ваше Величество, я благодарен за ту любезную милость, которой вы удостоили меня, но, право, не время сейчас искать иной путь, кроме как путь немедленной и безусловной военной диктатуры - иначе не удержать Россию.

- Мы не вправе позволить себе непоследовательность, - возразил государь. Народу были обещаны конституционные послабления, Булыгин работал над этим, и мы дадим подданным те свободы, которые целесообразны и допустимы.

- Государь, - твердо возразил Витте, - Россия возблагодарила бы вас за этот акт, полный глубочайшего прозрения, коли б была армия. Но армия в Маньчжурии, на Дальнем Востоке, в Сибири, и движение ее к столицам медленно. Даровать свободу без штыка в России нельзя: чернь не готова к парламентаризму. Лишь военная диктатура может спасти трон.

- Трон в спасении не нуждается, - резко возразил великий князь, - трон в России незыблем был, есть и будет. В спасении нуждается спокойствие подданных.

- Значит, надо ввести военное положение в столицах, - сказал Витте, и чуть заметная улыбка тронула его синеватые, сухие губы, ибо он понимал, какова будет реакция великого князя. Он не ошибся - тот отреагировал сразу же:

- Не военное, а чрезвычайное. За военное - мне отвечай, да?! Нет уж, пусть за военное положение отвечают те, кто подталкивал Россию к анархии.

- А кто подталкивал Россию к анархии? - осведомился Витте.

Великий князь заметил молящий взгляд Трепова, полицейский, простованский, преданный, д а л е к о г о смысла, и ответил примирительно:

- Безответственные смутьяны, мешающие нам с вами помогать несчастному народу.

- За чрезвычайное положение, - скрипуче ответил Витте, - прими я предложение Его Величества возглавить кабинет министров, отвечать придется мне. Именно поэтому я и прошу освободить меня от милостивого и столь лестного предложения возглавить правительство.

- Так ведь, - подал голос Трепов, - вместо диктатуры проще манифест объявить народу, царское слово до него донесть, глаза ему раскрыть!

- Он потребует тогда, - так же сухо ответил Витте, - гарантий. То есть конституции. Прав на свободы: слова, манифестаций, мысли...

- Что ж, - сказал государь, - разумно. Вот вы и подготовьте мне проект, а мы его позже обсудим. Миром-то лучше, чем штыком, не так ли, граф? Мы даруем свободу и слову и манифестациям. А за скорейшим передвижением войск из Маньчжурии в центр России, в Малороссию и Королевство Польское, правительство, возглавленное вами, приглядит особо внимательно - мысль ваша точна и скальпелю подобна. - Государь прищурился, обернулся к Трепову: - А все-таки, вроде б последние лебеди тянут, не кажется тебе?

Трепов чуть веко оттянул - близорук:

- Оно вроде б и верно - лебедя...

- Чайки, Ваше Величество, чайки, - сказал Витте, - "лебрус калидис", что значит, как вы помните, "кричащие в непогоду".

Петр Николаевич Дурново, министр внутренних дел нового кабинета графа Витте, был зван в кабинет к председателю поздно вечером и, к вящему удивлению своему, увидал бледного, растерянного человека, лицо которого казалось ему в чем-то знакомым тем м е л ь к а ю щ и м знакомством, которое чаще всего случается в коридорах ведомств, на приеме в посольстве или при разъезде у театрального подъезда.

- Извольте послушать объяснение сотрудника департамента полиции полковника Глазова, - сказал Витте. - Присаживайтесь, Петр Николаевич.

- Ваше сиятельство, - начал было Глазов, но Витте, словно бы не услыхав его голоса, сорванного волнением, продолжал обращаться к Дурново:

- Так вот, Петр Николаевич, у вас, в подвале полиции, Глазов печатает прокламации на гектографах, изъятых при обысках у анархистов, и в прокламациях этих, рассылаемых в ящиках министерства внутренних дел по губерниям на адреса филиалов "Союза Михаила Архангела", призывает народ к погромам, к бунтам против "кровососов и палачей", к сплочению народа под знаменами истинно православной власти, которую являет собой конечно же доктор Дубровин. А вам, Петр Николаевич, после того, как эти погромы начнутся, надобно будет - чтобы закрыть рот всякого рода газетным жидам в столице - направить в губернии войска, чтобы стрелять по русским людям и выносить им смертельные приговоры. А мне ваши санкции надобно будет утверждать решением кабинета, не так ли?

- Ваше сиятельство, - взмолился Глазов.

Витте, словно бы по-прежнему не слыша его, продолжал тягучим, спокойным голосом: