Во втором антракте, продолжая волноваться за утерю наблюдения за Николаем Яковлевичем, я вновь разговаривал с Богровым и убедил его совсем поехать домой, чтобы неотступно находиться при Николае Яковлевиче, а в случае его выхода передать его наблюдению.
После чего, простившись со мною, Богров пошел одеваться, а я, встретивши товарища министра, генерал-лейтенанта Курлова, отправился с ним в одну из комнат, где сделал доклад о принятых мною мерах, во время коего Богров, воспользовавшись удобным мгновеньем, вошел в зрительный зал и произвел злодейское покушение на жизнь премьер-министра.
Сообщая обо всем изложенном Вашему Превосходительству, честь имею доложить, что все поступавшие ко мне от Богрова сведения немедленно мною докладывались товарищу министра внутренних дел генерал-лейтенанту Курлову..."
Курлов покачал головой, потом рассмеялся, поднял глаза на Кулябко, вздохнул:
- Милый Коля, я отдаю дань вашей ловкости, когда вы упомянули про кафешантанную певицу Регину, к коей ездит спать генерал-губернатор Трепов, полагая, что он из-за этого станет на вашу сторону и выведет нас из-под возможных нападок, дабы себя не марать; ловко вы и про ответ Коттена вставили, что, мол, ему Лазарев с Кальмановичем известны, они всем известны, вполне легальные люди, а про Николая Яковлевича - ни гугу, будто и нет его; красиво намекнули про Кассо, это все по делу, только концовки в документе нет... Вы добавьте фразу, я продиктую ее вам, запишите сразу же: "Было доложено Курлову, коим были сделаны соответствующие предупреждения об опасности министрам Столыпину и Кассо и генерал-лейтенанту Дедюлину"... Это не для меня надо, Коля, точнее говоря, не только для меня, это надо для н а с, потому что вы будете подвергнуты осмеянию: на Кассо, который просвещением занимается, готовят террор, а царя милуют! Разве так себя ведут боевики?! То-то и оно... А последняя фраза, сочиненная только что, в коей вы упоминаете о м о е й заботе о жизни н а ш е г о государя, включив в дело Дедюлина, придаст случившемуся совершенно иной смысл... Не выводите Дедюлина, Коля, он - ключевая фигура.
(Десяток слов, а как все становится с головы на ноги.)
- И, наконец, последнее: рапорт, сами чувствуете, жидок. Спросят вас, отчего филера Лапина, который к богровской кухарке ходит в дом, не отправили поглядеть на Николая Яковлевича? Что ответите? Зачем вышли встречать Богрова после первого антракта и сами его в театр провели как своего личного гостя, хотя мой офицер не хотел его пропускать? Как это объясните? Отчего не делали налет на Николая Яковлевича, покуда он сидел с браунингами в богровском доме, а не стоял напротив подъезда театра? Скажут, провокации хотели, подвести бедолагу под виселицу, себе крест за геройство получить. Как возразите?
- Я полагаю, что таких вопросов не поставят...
- Если б аккуратнее работали - не поставили, а вы наследили сугубо... Однако объяснение у вас есть, и сводится оно к следующему: вы привыкли доверять агенту этого от вас сам Столыпин требовал; когда вы поднимали перед министерством вопрос, что агентуру надобно перетрясти, подозрительных - в Сибирь, Столыпин цыкнул: "Никшни! Не сметь разгонять п о д м е т о к, они нам всю грязную работу делают!" А я это подтвержу документально, поняли меня? Теперь вот еще что... Надо бы про "Рудакова", который оставил свой адрес в "Вестнике Европы", подпустить темени... Мы ж с вами знаем, кто это и зачем он появился в вашем рапорте... Будьте осторожней со своими агентами... не предавайте их... Ну и - отправляйтесь, с богом, как говорится... А самое главное, Коля, решается сегодня: сможете провести в тюрьме спектакль с Богровым - победа, провалите - крах.
...Столыпин умер; ухудшение наступило совершенно неожиданно для врачей, когда дело шло уже на совершенную поправку.
...В тот же день в тюрьму был вызван врач для обследования Богрова; арестант жаловался на боль в теле, вызванную избиением во время ареста, и общую душевную депрессию.
Один из докторов, отправленных в тюрьму, был заагентурен еще Спиридовичем, в девятьсот четвертом году; с тех пор его практика стала до того успешной, что купил два поместья, коней, особняк в Ялте и этаж в Ревеле.
Поэтому скандал ему был никак не нужен; разоблачение в связи с охранкой, на которое намекнул Спиридович при встрече, было бы равносильным краху; поручение генерала он взялся выполнить без колебаний, с полнейшим п о н и м а н и е м.