Гореть (СИ)

От её слов Чимина будто ударило током, и он даже отшатнулся немного. Ему ведь это не послышалось сейчас? Неизвестное чувство заскребло где-то глубоко внутри, от чего на мгновение он затаил дыхание, сам того не понимая. Сердце начало бешено стучать. Что это было? Испуг? Волнение? Паника? Но в том, что это была злость, он был уверен на все сто процентов. Но вот только не такая, как раньше. Совсем не такая. Он злился, потому что волновался за Ёнджу. Кажется, это имело смысл. Злился, потому что она совсем не беспокоилась за своё здоровье, и он не мог понять, почему. Это просто выводило из себя — то, что она была готова идти работать даже в таком тяжелом состоянии. В том, что это серьёзно, Чимин не сомневался. Неужели она так отчаянно нуждается в деньгах? Его буквально оглушал этот вопрос, словно на повторе звучавший в его сознании.

А он ведь так и не вернул ей долг…

Чимин старался оттянуть этот момент. Возможно, он просто боялся, что она больше не придёт к нему, если он отдаст ей деньги? Он считал… Нет, он был более, чем уверен в том, что Ёнджу исчезнет из его жизни, как только он сделает это.

Идиот!

Он чувствовал себя последним подонком сейчас, глядя на её измученное личико. Было противно от своего эгоизма настолько, что он буквально чувствовал привкус желчи во рту и на кончике языка. Его тошнило от самого себя. Кажется, теперь не только Юна могла заставить его испытать чувство вины.

Настолько сильное, что хотелось сдохнуть.

Вот прям здесь, на этом самом месте.

***

Юнги стоял, облокотившись спиной о стену, а Юна крепко обнимала его за талию уткнувшись носом в мягкую ткань его свитера. Он пах так по-особенному, так умиротворяюще. Это был запах Юнги, несравнимый ни с чем. Так пах только он — уютом и семьёй. Легкий и элегантный аромат его парфюма вперемешку с запахом свежевыстиранной одежды, который уже успел перебить запах никотина, манил.

Юна легко улыбнулась своим мыслям, ведь она ещё успеет его отчитать за эту вредную привычку, а может, однажды — даже убедить бросить курить. Она думала о будущем, от чего казалось, что раны на сердце затягиваются, а душа наполняется приятными эмоциями. Юнги обнимал её за плечи, нежно перебирая пальцами густые пряди волос, которые волнами спадали по изящной спине. Так хотелось сжать её крепче в своих объятиях, но она казалась такой хрупкой и маленькой, что он боялся сломать. Она совсем исхудала за последнее время и от этого сердце невольно замедляло свой темп.

Они не знали, сколько времени так простояли. Просто молча. Просто рядом. Им так не хотелось отпускать друг друга, потому что тогда всё разрушится. Хотелось наслаждаться каждой секундой этого момента, чтобы можно было с уверенностью сказать, что это вовсе не сон, а реальность.

В его объятьях было так неожиданно тепло и уютно. Юна чувствовала его поддержку и была благодарна за это. Благодарна за все. А Юнги был счастлив слышать её размеренное дыхание и видеть, что ей стало хоть немного, но легче. Так не хотелось снова оставлять её одну, но у него не было выбора. Он нехотя оторвался от такого мягкого и податливого тела, заглядывая в глаза.

— Юна, — как-то виновато начал Юнги, гладя её по волосам. — Мне нужно отлучиться в агентство ненадолго. Постараюсь вернуться как можно скорее, — он видел её расстроенный взгляд из-под опущенных ресниц и натянутую улыбку, когда она заговорила.

— Конечно, — слегка отстраняясь и подымая на него свой уставший взгляд, произнесла Юна. — Я все понимаю, — на её лице снова появилась легкая улыбка, отчего сердце сжималось в груди. — Юн, я так и не сказала тебе, — приподымаясь на носочки и заключая его шею в крепкие объятия, она уткнулась в его плечо лицом, словно в бреду выдыхая: — Спасибо большое.

Её шёпот обжигал кожу, вызывая целую бурю эмоций, от чего он прикрыл на мгновение глаза и плотнее прижался к ней щекой. Так хорошо, как никогда прежде.

— Юна, я больше не оставлю тебя, — прошептал он, нежно целуя её в висок и прижимая к себе ещё крепче. — Обещаю, я скоро вернусь.

И Юнги ушёл.

Юна вернулась в палату, где у койки спящего отца сидела обеспокоенная мать. Госпожа Ли встала, подошла к дочери и взяла её за руки, увлекая сесть рядом. Им предстоял серьёзный разговор.

— Милая, ты ничего не хочешь мне рассказать? — осторожно спросила женщина, не выпуская ее рук. Она всматривалась в напряжённое лицо дочери в надежде узнать хоть что-то, чего не замечала. Или не хотела замечать.

— Мама, прошу тебя, — устало выдохнула Юна, борясь с желанием рассказать правду. Всю, до мелочей. — Это все так сложно…

— Я постараюсь понять, если ты расскажешь, — подбадривающе поглаживая её по плечу, успокаивала мать. — Узнать, что ты врала все эти годы, было большим потрясением для нас с отцом. В этой жизни для нас не было ничего, важнее твоего счастья, — она тяжело вздохнула. — Никогда, — замолчала, утихомиривая сбившееся дыхание. — Ты наша единственная дочь.