Горец. Оружейный барон

Кард хорошо просматривался с поросшей редким лесом сопки в бинокль. Как на ладони. Покрытый инеем город выглядел сахарным пряником. И даже вагоны с паровозами на огромном отстойнике смотрелись шоколадным марципаном, присыпанным сахарной пудрой. Аккуратный такой город. Старый. Уютный и красивый, несмотря на то, что половину его площади занимало железнодорожное хозяйство.

Две трети присланных командармом листовок я прикарманил и теперь аэроплан активно разбрасывал их над городом.

Вчера раскидывали их над укрепрайоном. Бесполезно. Ответили стрельбой зенитных пушек, и летнаб совершенно правильно решил дальше не рисковать. Остаток агитации так и уехал с нами.

А вот в городе Карде началась интересная движуха. Народ бегал туда-сюда… собирался толпами и о чем-то митинговал. Военных в форме наблюдалось мало. А в гражданских саммитах наибольшую активность проявляли женщины. Хорошая вещь мощный бинокль с рецкой оптикой.

Что было странно, никаких телодвижений для усиления обороны города не предпринималось. Так… как была пара пулеметных гнезд обложенных мешками с песком на въезде в город, так и осталась.

Десятка три голубей взмыло над шпилями официальных зданий и плотной стайкой улетели на запад. Что еще гарнизону остается, если мы ему телеграф перебили, а любого конного посыльного перехватывали мои диверсанты, которые во время марша КМГ к городу присоединились ко мне практически в полном составе. Погибла только одна диверсионная группа, которая должна была взорвать железнодорожный мост. Охрана там оказалась суровой. С пулеметами.

Полевые кухни уже распространяли одуряющий аромат для меня, нагулявшего с утра аппетит на морозце.

После обеда ровно в полдень, как и указывалось в кратком тексте листовок, выстрел гаубицы возвестил, что время, отпущенное гарнизону на раздумье, кончилось и на поле перед городом выехали мои бронекоробочки, лыжники и драгуны верхом, охватывая город по флангам.

Штурмовать город я не собирался. Не такой я конченый отморозок чтобы вводить бронетехнику без крыш в узкие средневековые улочки. Так демонстрацию силы проводил.

Бронетехника встала на пределе винтовочного выстрела и задрала к небу стволы орудий, якобы изготовившись к стрельбе.

Из старинных ворот на красивых конях выехали знаменосец, трубач и барабанщик с седельными литаврами. Последние обеспечивали музыкальное сопровождение. Впереди них скакал офицер в ладно скроенной длинной шинели и кирасирской каске с белым флажком на кончике сабли.

Я двинул вперед БРЭМ, закрепив на люке палку со свежей портянкой.

Сел в люке, сдвинув в сторону пулемет, как показатель мирных намерений.

За мной скакали четверо вестовых. Если что срочное, то чтобы не кричать им через половину поля.

На середине поля мы сошлись.

Трубач перестал дудеть, а барабанщик бить в литавры. Знаменосец развернул флаг, который стал трепать ветер.

– Командир гарнизона города Карда ротмистр барон Карде-Фок, – представился моложавый офицер, держа саблю с белым платком на плече. – С кем имею честь.

Воинской чести при этом он мне не отдал.

– Командующий конно-механизированной группой резерва главного командования майор гвардейской артиллерии барон Бадонверт, – кивнул я в ответ.

– Это и есть те самые непробиваемые махины, которые несколько дней назад произвели панику на фронте среди наших солдат, – кивнул он на мой БРЭМ.

– Они самые, – подтвердил я. – Скажу вам по секрету, страшная сила.

– Мы получили ваше своеобразное предложение с неба о капитуляции и решили его принять во избежание напрасного кровопролития среди мирных жителей.

Горнист снова затрубил, забухали литавры. Знамя склонилось, а офицер протянул мне свою саблю эфесом вперед.

Я несколько обалдело ее принял. Хорошая сабля, дорогая. Старинной работы.

Тут же наши драгуны радостно заорали какую-то речёвку и стали бросать в небо папахи. Похоже, я все сделал правильно.

– Ключи от города мэр вынесет вам у ворот, господин барон, – четко склонил голову при прямой спине республиканский капитан. – Как то и положено по традиции.

Потом подъехал знаменосец и отдал мне свой флаг. В его глазах блестели слезы.

– Разоружение гарнизона начнется через пятнадцать минут у главных ворот. Я могу надеяться, господин барон, что офицерам оставят холодное оружие? – спросил барон, когда я принял их знамя.

– Можете, барон, – на автомате ответил я. – Мы соблюдаем традиции и обычаи войны и я рассматриваю сдачу вашего гарнизона как почетную.

Я передал ему его же саблю эфесом вперед и, спохватившись, добавил

– Вы мой пленник, барон Карде-Фок.

Республиканский капитан широко улыбнулся, показав мне крепкие красивые зубы.

– Ничего другого я от Кровавого Кобчика и не ждал. Вечером я жду тогда вас и ваших офицеров в своем замке на торжественный ужин в вашу честь.

– У вас, господин барон, в этом городе собственный дом? – удивился я.

– До революции, господин барон, моей семье принадлежал весь этот город и вся его округа.

Что это было?

И это все? Из-за этого Джульетта отравилась?

* * *

Лицо Вальда надо было видеть. У меня сложилось такое ощущение, что я одним своим видом ему лягушку за шиворот засунул.