Горец

— Когда ты трахалась с Омаром, ты не думала о том, где твоя дочь находилась все это время! Какого хрена я сейчас должен тебе поверить? Где гарантия, что ты мне не угробишь моего ребенка? Да я тебе собаку боюсь доверить! — закрываю себе рот ладонью, потому что могу наговорить еще много лишнего.

— А этой проститутке ты доверяешь?

Я не бью женщин специально. Сейчас рука быстрее мыслей в голове взметнулась вверх. Смотрю на алый отпечаток, не чувствую угрызения совести.

— Следи за языком, Милана! Я не позволю тебе и кому-либо еще оскорблять мою жену! Ясно? — Милана ревет, слезы градом стекают по лицу. Она сейчас выглядит точно так же, как в тот вечер, когда я ее застал с Омаром в постели. — И дочь я заберу. Я должен был это сделать давно, но придумывал себе оправдания, почему не могу.

— Я не позволю ей воспитывать моего ребенка! — шипит сквозь зубы, зло сверкая глазами.

— Я тебе сам не позволю воспитывать дочь. Хочешь иметь право видеть Хадю, вали отсюда, приходи тогда, когда тебя приглашают. Выходи замуж за Омара, ты ж так об этом мечтала и рожайте себе кучу детей. Я думаю у вас в этом вопросе не возникнут проблем, ведь ты не принимаешь таблетки, как со мной, — удивленно распахивает глаза, отшатывается в сторону. — Думала не знал? Знал. Все тайное, рано или поздно становится явным, Милана.

— И… — бледнее, испуганно смотрит на меня.

— И то, что ты хотела сделать аборт? Да, это я тоже знаю, — чувствую ком в горле, вновь меня колбасит, как тогда, когда бабушка мне все рассказала. Ей стало известной от знакомой, которая и была тем самым врачом, которая накинула для Миланы несколько недель, тем самым сохранив жизнь Хади. Вытираю ладонью мокрою щеку, поднимаю голову. На нас смотрит побелевший отец, мама, прижимающая ладонь ко рту, мрачная Алена, изумленная Мира. Мне надо побыть одному, в таком состоянии за руль садиться чревато. Отворачиваюсь, иду куда глаза глядят, чего-то пришел в бабушкину комнату. Все здесь пропитано ею. И мне чуток становится легче, словно она где-то рядом, сейчас успокоит и скажет, нечего сжигать все дотла, рвать нервы на куски и жаждать кого-то убить.

Сажусь на кровать, ставлю локти на колени, зажав голову руками. Как я тогда не убил свою жену? Просто была рядом бабушка. Она и удержала меня от порыва, держала до тех пор, пока я не сумел трезво на все вещи посмотреть. Мне стоило невероятных усилий смириться с поступком Миланы и потом делать вид, что ничего не знаю. То, что она принимала таблетки, было неприятным открытием. Где произошел сбой, не знаю, но позже наступила беременность. Родилась Хадя. Какой была матерью? Наверное, херовой, раз прикрываясь дочерью, возобновила отношения с Омаром. Да и я продолжал отсутствовать, исполняя обязанности мужа и отца набегами.

— Давид… — поворачиваю голову в сторону двери, Аленка робко топчется на пороге. — Ты как?

— Обычно, — прикрывает дверь, идет ко мне.

— Она уехала. Правда, перед этим ей пришлось выслушать твоего отца. Он в ярости. Чуть ли не проклинал ее за то, что заставила тебя наговорить на себя, — присаживается рядом. — Я хотела ее придушить. Это правда про аборт?

— Было дело, но все в прошлом.

— И ты все это носил в себе? Ты человек? — обнимает меня, уткнувшись лбом мне в плечо. — Как можно было пойти на убийство ребенка?

— Пойди и спроси ее, — огрызаюсь, но тут же вздыхаю. — Прости.

— Я не сержусь, даже если ты сейчас будешь кусаться, я пойму. Ты просто ненормальный, что все эти годы прикрывал ее! Благородный, епт! Она и почувствовала себя неприкосновенной, жилы тянула, раскидывалась тут понятием «мать», а сама не до мать!

— Меня тож пойми. Я не хочу, чтобы на дочь тыкали и в спину говорили, что ее мать шлюха, что от нее хотела избавиться. Я думал в первую очередь о том, как все отразится на Хаде. Я знаю, каково это, когда тебя дразнят, не принимают в компании, чувство изгоя. Мне потребовалось годы, чтобы избавиться от своего дефекта, а от сплетен хрен избавишься. Поэтому молчал, к мужикам более лояльно все относятся. Ну изменил, ничего страшного. После развода тут чуть ли не очередь выстроилась из сватов, желающих отдать за меня дочь хватало.

— Кароче, мне повезло, — улыбается, проводит ладонью по лицу, стирая остатки влаги. — Ты замечательный отец, Хаде повезло. Думаю, что теперь, когда ты ее заберешь, она скоро заговорит.

— Будем надеяться, но ты обещала в этом вопросе помочь, — ловлю ее руку, целую пальцы. — Надеюсь, мне никогда не придется вновь испытывать чувство третьего лишнего.

— Послушай, Сабаев, ты видимо плохо запоминаешь мои признания! — показательно хмурится, но тут же смеется. — Я люблю тебя. На хера мне другие? Не, ну если ты перестанешь меня содержать, удовлетворять, нервы трепать, тогда я подумаю по поводу другого парня. А еще возраст… Кажись через десять лет с тебя начнется сыпаться песок. То есть десять лет можешь не париться, — чмокает в губы, вскакивает ноги. — Пора в путь! Хочу домой!

— Да, конечно. Иди, собирайся, я пока посижу тут один.