Горец

— Только возле машины, — я сопротивляюсь, меня держат крепко и бесцеремонно. Мне жутко неудобно на плече, а о моем комфорте вряд ли думают. Выдохаю с облегчением, откидываю рукой волосы назад, поправляю лиф платья, когда опускают на землю.

— Я считаю… — но не успеваю высказать все, что я считаю, так как распахивается задняя дверка и меня толкают внутрь. От души хлопает дверью.

— Ты ненормальный! Ты словно с цепи сорвался! Ты выставил меня перед всеми в идиотском виде!!! Ты…

— Рот закрыла и молчи, — рявкает так, что я от неожиданности действительно захлопываю рот. Смотрит на меня в зеркале заднего вида. — Тебе нравится, когда с тобой вот так общаются? Нравится, чтобы указывали на место?

— Нет, — бурчу, скрещивая руки на груди, отворачиваясь к окну. Стыдно. Да, мне стыдно за себя, за свое поведение, за слова, но я тот самый человек, который думает потом.

— А мне кажется, что да, — заводит машину, отъезжаем от клуба.

Не люблю молчать, ненавижу молчание. Оно давит, будит мои страхи. Родители часто молчали. Молчали о проблемах, молчали о решении расстаться, молчали о том, что им до меня нет дела. Смахиваю пальцами слезы, шмыгаю носом.

— Как ты меня нашел?

— Сначала позвонил дядя Ашот. Потом пришла смс-ка об оплате заказа.

— А, ты привязал все карты к телефону.

— Они и были привязаны до тебя.

— Милана тратила?

— Причем тут Милана?

— Ни причем. Хадя еще мала, чтобы тормошить папкины карты. Отправишь на Кавказ? В целях воспитания? Как обещал? Не боишься, что и там уйду в загул?

— Закрой свой рот.

— Не могу. Ты не отвечаешь на мои вопросы. Ты все держишь в себе. Я тебе нравлюсь? Почему мы все еще спим в разных комнатах? Так теперь всегда будет? Или что-то изменится? Как дальше жить? Я не изменюсь. Я все такая же импульсивная Аленка, которая думает задним числом, которая потом придумывает достойные ответы, мечтая повернуть время вспять.

— На какой вопрос ответить? Их у тебя тыща в минуту.

— Ты злой?

— Я больше сердит, чем злой. Хотя нет, скорей всего злой.

— Из-за того, что ослушалась?

— Это тоже. Еще меня очень взбесило, что ты обнималась с каким-то парнем.

— Это Рома. Мой бывший.

— Тем более.

— Но тебе не стоит ревновать, он в свое время спас меня от изнасилованья, — встречаемся глазами, Давид даже притормаживает. Хорошо, что сзади никто не едет и возмущенно не сигналит.

— Расскажешь?

— Ничего интересного. Тусовка золотой молодежи, пьяные придурки, доступные девки и случайным ветром оказываюсь в этой компании. С Ромой мы встречались. Несколько парней решили, что я одна из всех. В общем цела и невредима благодаря своему бойфренду, изобразили страстный секс.

— А он был?

— Нет, — облизываю губы. Самое то признаться сейчас в девственности, но меня так некстати накрывает смущение. Только открываю рот, Давид произносит:

— Мы приехали. До дома дойдешь на своих двоих или донести?

— Сама дойдут, трезвая как-никак.

— Прям удивительно, — ехидничает муженек, одариваю его раздраженным взглядом. Мы до квартиры доходим в гробовом молчании.

— Так мне собирать монатки или ссылка откладывается до следующего косяка? — снимаю босоножки, иду в гостиную и оборачиваюсь. Давид кладет ключи, мой клатч на комод, молчит.

— Учти, если ты собираешься меня отослать, взять академку — это дело не одного дня, — иду в сторону комнаты, меня хватают за руку, разворачивают и впиваются жадным поцелуем в губы. Я аж обомлела, потом упираюсь ладонями в грудь Давида. С неохотой отпускает мои губы, смотрит странным взглядом.

— Ты уж определись, казнить нельзя помиловать. Где запятую ставить? — вновь затыкает мой рот, требовательно раздвигая губы своим языком, прижимая к себе. Ммм… Может да ну эту первую брачную ночь… В крови уже достаточно керосина, пожар устроить секундное дело.

— Я…

— Помолчи. Мне очень нравится, когда ты молчишь, и твой рот занят более полезным делом, чем задавать вопросы, — сердце ухает совой, потом нервно бьется об ребра, в итоге оказывается где-то на дне желудка.

— Давид… — прикрываю глаза, когда нежно целует за ушком, скользит губами вниз к шее, целует мои обнаженные плечи. Мамочки, как же волнительно, аж ноги подгибаются. Хватаюсь за его плечи.

— Я кое-что должна тебе сказать.

— Пять дней прошло, — находит молнию сбоку на платье, тянет собачку вниз. Считал значит. Крестиком зачеркивал?



— Да, прошло, но я не по этому поводу, — раз меня раздевают, я тоже тороплюсь расстегивать пуговицы на рубашке.

— Сегодня доминировать буду я, — платье падает на пол, обхватывает ладонями мои груди.

— Я не об этом… — содрогаюсь, когда трогает пальцами соски, втягивая живот. Низ живота начинает наливаться тяжестью, предвкушением. Это, наверное, хорошо… Должно быть не больно… Прикусываю губу, когда его губы втягиваю сосок в рот.

— Давид…

— Боже, Алена, мне нравится с тобой разговаривать, но иногда твоя болтовня просто не уместна, — раздражается, стягивает с себя рубашку, швырнув ее вниз, составив компанию моему платью.

— Я буду держать себя в руках…Наверное… — подходит совсем вплотную, проводит ладонью по волосам. — Я очень давно тебя хочу, — очерчивает губы, смотрит на них темных взглядом.