Гори все огнем

Она встала, сунула ноги в пушистые тапочки, накинула халат и пошла на кухню изучить содержимое холодильника. Ей вдруг представилось, что вечером кто-то из домашних тайком принес коробку её любимых эклеров, чтобы утром сделать сюрприз. Никаких эклеров в холодильнике, конечно, не оказалось – только старые добрые банки с солениями, которые занимали почти все пространство и этим ужасно бесили Софью. Муж предлагал купить второй холодильник и поставить его в зале, поскольку на кухне в хрущевке свободного места уже не осталось.

– Как тебе только в голову могло такое прийти?! – возмущалась Софья.

– Это временно, – уговаривал муж. – Мы его потом на дачу увезём, когда электричество проведут. И вообще, я скоро погреб вырою, тогда можно будет в десять раз больше солений заготавливать.

Софья ничего не хотела слышать о соленой капусте и маринованных огурцах.

– Зачем тратить время на заготовки, когда в магазине продается всё то же самое, и даже вкуснее? – восклицала она.

Но спорить с мужем бесполезно – его не переубедишь. Если что-то втемяшилось в голову, он будет спокойно и нудно убеждать, разговаривая с Софьей, как с капризным ребёнком.

Муж вообще все время спокоен. Раньше, когда они только поженились, Софье нравилась невозмутимость мужа. С ним она чувствовала себя уверенной и защищённой в любых ситуациях. Когда, бывало, случалось что-то нехорошее, и муж говорил «не беспокойся, всё наладится, это ерунда», Софья верила ему. Но почему-то со временем спокойствие мужа стало раздражать. Теперь ей казалось, что ему просто все безразлично, его ничто не беспокоит. Софья часто пыталась рассказать мужу о своих тревогах, объяснить, что между ними не всё гладко, не как раньше, и нужно срочно что-то предпринять. А муж твердил свою присказку «ерунда, наладится, не беспокойся». В последнее время к этому добавилось «что-то я устал сегодня, засыпаю на ходу». Когда он так говорил, Софье хотелось кричать и бить посуду. Но тут же она чувствовала себя последней дурой и больной истеричкой. Ведь муж хороший, рассудительный, работящий, заботливый, и для сына лучший пример. Жека внешне – вылитая Софья, но в повадках, в манере говорить, в том, как он снисходительно улыбается и как легко смотрит на жизнь – всё это так похоже на Сашу! Как же странно и нелогично – всё, что она так любит в сыне, раздражает её в муже.

Софья включила чайник и принялась мыть посуду, должно быть, оставленную с вечера сыном. На кухне появился муж. Он поставил на огонь сковородку, и принялся доставать из холодильника ветчину и яйца.

– Я не буду, – бросила Софья, не отрывая взгляда от скользких мыльных тарелок, норовящих вышмыгнуть из рук.

– А что тебе приготовить? – муж замер у холодильника. – Хочешь блинов нажарю?

– Опять начадишь по всей квартире. Чаю попью с печеньем.

– А я себе яишенку с колбаской пожарю, – вздохнул муж, закрывая холодильник.

– Яишенку с колбаской… – передернула Софья. Все эти дедовские словечки набили оскомину. Сколько раз она ему говорила, а он, будто нарочно, каждый день придумывает новые.

На сковородке шипела ветчина и пузырились яйца. Запах шел одуряющий. Когда муж поставил на стол тарелку с готовой яичницей, Софья подвинула её себе.

– У кого сегодня день рождения? – сказала она, лукаво улыбаясь.

– Так я и знал! – обречённо причмокнул губами муж и полез в холодильник за новой порцией яиц и ветчины. – Ешь, пока не остыла.

Софья ела яичницу и думала, что вот за такие мелочи она и любит Сашу. Пусть он не умеет пафосно поздравлять с днем рождения, не устраивает сюрпризы, не дарит цветов, зато моет за собой посуду, жарит яичницу или блины на завтрак, а еще он всегда знает, где сын, даже когда Софья не знает. Он знаком со всеми его приятелями.

Жека бубнит в трубку: «Мам, я у Вади… у Дена…, у Славки…»

Софья припоминает только двух-трех друзей, с которыми сын еще в песочнице играл.

– Кто такой Славка? – спрашивает она у мужа.

Тот кивает, мол, все нормально:

– Живет в соседнем дворе, шарит в компах и может переустановить Винду.

– Как ты их всех запоминаешь?

– Так ведь он и тебе антивирусник на ноутбуке обновлял. Забыла?

Софья морщит лоб. Она помнит наизусть около сотни стихов Блока, Мандельштама, и Цветаевой, она помнит в каком году казнили Анну Болейн, она дословно помнит главный манифест додаистов, но даже самого факта переустановки антивирусника на своем компьютере не помнит.

За окном начали собираться тучи, и Софья довольно заметила:

– А ты говорил: на дачу… Давай устроим тусовки в супермаркете?

– Может, без меня?

– Что, без тебя? – процедила Софья, складывая губы в куриную гузку.

– Я пошутил. Просто, карточка у тебя…

– И что? При чем тут карточка?! Я тебя что, ради карточки с собой зову? – Глаза ее заблестели, щеки пошли алыми пятнами. – А вообще, как хочешь.

Когда она вышла из комнаты накрашенная и слишком яркая для шопинга, муж стоял на одном колене в прихожей и завязывал ботинки.

– Ну, я готов, – сказал он, как всегда, спокойно, будто и не было между ними сцены еще полчаса назад. Он подал Софье пальто.

2