Голова кружилась. Руки дрожали, а дыхание сбивалась. У Лексии появилось напугавшее ощущение, что она вернулась домой. Единение с доменусом было таким сильным, что казалась, будто следующий поцелуй заставит превратиться в одно целое, которое невозможно будет разделить никогда. Это возбуждало так же сильно, как и пугало. Мошенница хотела раствориться в ощущениях, и боялась потерять себя. Внутренняя борьба сбивала с толку.
Наваждение, чуть спало, когда тяжело дышащий Танир, отстранился и хрипло выдохнул:
– Нет.
Сразу стало холодно, по спине пробежали неприятные мурашки. Лексия застыла с изумленно открытым ртом. Ее еще никто и никогда не отталкивал. Не так, когда она полностью открылась перед мужчиной и обнажила душу. Краска отхлынула от щек, но Лексия не успела ничего сказать, потому что Танир подобрал с пола помятую рубашку, накинул ее девушке на плечи и, подхватив, на руки направился к лестнице.
– Ты куда меня тащишь? – Она, наконец, обрела голос и решилась задать вопрос.
– Ты достойна большего, чем диван в холле, – отрывисто произнес он. – Я несу тебя к себе.
От сердца отлегло. Страх, сжавший сердце отступил, Лексия доверчиво прильнула к сильной, мускулистой груди и потерлась о теплую кожу щекой. Происходящее сейчас казалось очень правильным, и даже то, что доменус очень скоро узнает об их грандиозном плане, который уже запущен в действие, и будет злиться, не портило настроение. Лексия вообще любила жить одним днем, и сегодняшний был прекрасен. Единственное, что она хотела продлить его как можно дольше и наполнить всеми возможными эмоциями.
Танир нехорошо рыкнул на двух служанок, попавшихся в коридоре, пинком, распахнул дверь в свои покои и начал целовать уже на пороге. Не осталось смущения, неловкой нежности и времени для размышлений или анализа.
Горячие руки, хриплое дыхание, сильное тело с перекатывающимися под кожей мускулами, а еще только его запах – неповторимый, волнующий и такой родной. Он сводил с ума, заставлял вдыхать снова и снова, пытаться запомнить навсегда.
Рыжие волосы разметались по плечам, молочно-белая грудь вздымалась, и Лексия закусывала губу, едва сдерживая стон, когда пальцы Танира скользнули вниз, по гладкому животу, прикоснувшись к сосредоточению желания. Страсть пульсировала в ушах, мошенница вцеплялась сильнее в плечи мужчины, теряла связь с реальностью, и только когда Танир аккуратно подхватил на руки и осторожно положил на кровать, она поняла, что до этого стояла, и именно из-за этого ноги дрожат от напряжения.
Холодные шелковые простыни коснулись спины, Лексия выгнулась вперед и обхватила ногами за талию, нависшего над ней мужчину, подалась вверх бедрами поддразнивая, вцепилась пальцами в ремень брюк и дернула за пряжку.
Два тела сплелись. Жар, страсть, сметающая все на своем пути, волнение и два дыхания, звучащих в одном ритме – волнение, поцелуи-укусы и старое, как мир, движение. Хрип, вырывающийся из горла, переходил в стон, когда Лексия выгибалась в спине и пыталась прильнуть ближе, чтобы чувствовать его в себе целиком. Ногти оставляли на плечах мужчины кровавые лунки, но эта боль оставалась незамеченной. Напряжение накручивалось как спираль, перед глазами темнело и с губ срывалось одно имя: «Танир».
Потом было холодное шампанское с полки над камином. Заклинание слетало с него маленькими, хрупкими льдинками, которые быстро растаяли на низеньком столе. Танир даже откуда-то достал клубнику. Лексия лежала, откинувшись на подушки, и блаженно щурилась. Ее совершенно не смущала собственная нагота, наоборот, придавала уверенности, так как в глазах Танира вновь вспыхивал огонь желания.
Лексия жалела только о том, что роман этот будет скоротечен. До саммита осталось несколько дней, а после ее ждали сангрийские курорты. Вряд ли она скоро вернется в Новартус, а когда вернется… наверное, Танир уже забудет их мимолетную страсть, точнее, забудет тот огонь, который был между ними, и станет стесняться своей увлеченностью обычной мошенницей. Печальный, но вполне закономерный итог. Она это прекрасно понимала, но запрещала себе печалиться сейчас. Так, в данный момент была абсолютно счастлива, ну а боль в будущем… это закономерная плата за удовольствие сейчас. Лексия слишком хорошо усвоила, что в жизни за все приходится платить и чем ценнее приобретение, тем выше цена.
– Я не думал, что мне будет так больно… – признался он и, взяв со столика бокал, присел на кровать рядом с Лексией. Поймал ее удивленный взгляд и, намотав прядь волос на палец, пояснил. – Когда я узнал, что ты погибла… я не думал, что мне будет так больно. Даже когда, я думал, что потерял тебя, отказывался признаться себе, что боль в сердце – это нечто большее, чем просто вина за гибель команды.
– Эта боль тебя удивила? – поинтересовался мошенница осторожно. Она умела слушать, и откровенный разговор доставлял удовольствие не меньшее, чем плотское наслаждение.
– Смутила, – признался он. – Оказывается, я умею чувствовать.
– И что же ты чувствуешь? – сердце пропустило удар.