Невероятно, что в этом доме могла отыскаться уцелевшая комната. Оказывается, нашлась. Правда, окном она смотрела не на улицу, а во двор. Здесь все сохранилось. Даже не все стекла в окне выбиты. Круглый стол, диван, кушетка стояли, как видно, на своих местах. На столе — кусок сала, хлеб, пустая бутылка из-под рома.
Красный, с мутными глазами с дивана поднялся Кривко. С кушетки вскочил какой-то незнакомый солдат, а женщина, сильная, красивая, с черной родинкой у виска, устало потянулась и осталась лежать.
Кривко поднял с пола пилотку и, надевая ее, покосился на девушку лет шестнадцати, лежащую в забытьи. Он хотел поправить ремень, но вздрогнул и оцепенел от бешеного окрика Грохотало:
— Оружие! Где твое оружие?
Кривко полез под диван и вытащил оттуда ППШ.
Незнакомый солдат, улучив минуту, когда все смотрели на Кривко, прыжком бросился к двери. Но Вася ударил его головой в грудь, и тот отлетел назад к кушетке.
Батов схватил автомат солдата и пытался отнять, но тот вцепился в приклад руками, рванулся.
— Не трожь, лейтенант! Не ты мне его давал и отнять не имеешь права!
Батов и не подумал отпускать автомат.
— Отцепись, говорю! Стрельну! — пригрозил солдат.
Тогда Батов рукой ударил по диску, вышиб его, оттолкнул ногой и, ухватясь за кожух ствола, вывернул автомат из рук солдата.
Вася стоял у двери, готовый в любую минуту преградить выход.
— Клади оружие на стол! — приказал Грохотало Кривко.
Но тот уже успел оправиться, вложил диск, загнал патрон в патронник и, держа автомат на взводе, объявил:
— Попробуй тронь, солдат разжалованный! Тоже из себя командира строит.
Володя потемнел от злости, весь напружинился. А Батов в это время, обогнув стол, пошел на Кривко с другой стороны. Кривко повернул ствол на него. Для Грохотало это был самый подходящий момент. Он подскочил, точно распрямившаяся пружина, и всем корпусом ударил Кривко. Тот вышиб спиной стекло и запустил очередь в угол потолка. Небольшая поддержка Батова — и автомат в руках Грохотало.
— Подлец! — охрипшим голосом хлестко выговорил Батов. — Неисправимый лагерник! Ты же говорил, что тебе дорога свобода! В трибунал просишься?
— Прибить такого гада на месте! — сквозь зубы сказал Грохотало.
— В чем дело? — резанул слух властный громкий голос.
В комнату вошел майор Крюков, за ним три солдата. Видно, патрули.
— В чем дело? — повторил майор, обращаясь к Батову. — Я вижу здесь офицера. Бардак устроили, так сказать. Девочек не поделили! — Он покосился на женщину, сидящую на кушетке. — Прославляете честь советского офицера вдали от родных рубежей.
Батов побледнел. Подозрения майора, нелепые и оскорбительные, потрясли его. Хотелось вытолкнуть Крюкова на лестницу. Собрав всю выдержку, даже пытаясь изобразить усмешку, сказал:
— Из-звините, товарищ майор, если вы искали бардак, можете считать, что нашли его.
— Как вы смеете! — взвизгнул Крюков и придвинулся к Батову вплотную. — Так ты еще и пьян! Вот почему вас потянуло на развлечения!
— Леша, Лешка! — шептал Грохотало. — Перестань, не связывайся! Я уже учен на таком.
— Я тебя сейчас заберу! — еще больше ощетинился Крюков. — Болтаетесь вечно! И все оказываетесь не там, где вам положено быть! Я помню, как ты прибыл в полк!
— Я тоже помню, что вы и тогда не пожелали разобраться в обстоятельствах, — отпарировал Батов.
— Перестань! Перестань, Леша! — твердил почти вслух Грохотало.
— А этого вояку я тоже знаю, — повернулся Крюков к Володе. — Совершил преступление, так сказать, разжаловали. Снова за прежнее?!
— То преступление было из-за такого же человека, как вы, — не выдержал Грохотало.
— Володя, Володька! — зашептал Батов. — Опомнись! Ты только что меня учил...
Володя, спохватившись, попытался исправить положение.
— Товарищ майор! — перебил он собравшегося что-то сказать Крюкова. — Разрешите доложить! Разрешите спокойно объяснить обстановку. Ведь здесь все произошло совсем не так, как вы думаете.
— Нечего объяснять, и так все видно, как на ладони, — сказал Крюков, но уже несколько пониженным тоном и, усмехаясь, добавил: — Н-ну, попробуйте выкрутиться через свои, так сказать, объяснения. Слушаю.
Володя со всей обстоятельностью начал рассказывать, как все произошло, однако ни словом не обмолвился о прошлом Кривко.
— Так, так, — поддакивал майор. — У тебя, товарищ солдат, богатая фантазия: начинает, так сказать, походить на истину. — И обратился к Кривко: — Правильно он говорит, товарищ солдат?
— Врет он все, — буркнул Кривко, нагло сверкнув маслянистыми глазами.
— Верно? — спросил Крюков у другого безоружного солдата.
— Верно, — подтвердил тот, наклонив голову и не поднимая глаз.
— Х-хорошенькое дельце! Х-хехо! Он мне объяснил обстановку, внес ясность!
Крюков не хотел верить ни единому слову Грохотало. Таков уж был у этого человека характер: если кто-то попал к нему на черную заметку, то думать о нем не мог иначе. Желая, видимо, подтвердить свои догадки, он обратился к одному из патрульных:
— А ну-ка, Гецис, что может сказать эта фрау в «оправдание» наших командиров? Спроси-ка ее хорошенько.