Горячая купель

В Тюрингии радуют глаз пейзажи, очень напоминающие наши, уральские. Может быть, тем и привлекательна она для русского человека, что в этой части Германии природа меньше подчинена строгому немецкому порядку: линия — угол, угол — линия. Скалистые склоны гор сплошь покрыты лесами. Настоящими дикими лесами!

Стоял один из тех воскресных дней, когда, захватив с собой праздничный обед, жители деревень отправлялись в горы, в лес отдыхать. Туда едут на автомобилях, на мотоциклах, на велосипедах, на лошадях, запряженных в самые разнообразные повозки. Некоторые идут пешком с сумками в руках.

Грохотало ехал из штаба батальона верхом. Было жарко, а когда дорога спустилась в лощину — там вовсе парило, как в котле. Гнедой белоногий конь, по кличке Орел, то и дело взмахивал головой, дергал поводья и мерно цокал подковами по старому асфальту. Всадник не торопил коня.

Вдруг далеко впереди, справа от дороги, раздался выстрел. Орел вскинул голову и запрядал ушами. Из леса выскочил человек. Срезая угол поля, он устремился к сосновой опушке, ближе к дороге. Метрах в двухстах за ним гнались люди. Они что-то кричали.

Не раздумывая, лейтенант свернул с дороги и пустил коня галопом. Преследуемый, заметив погоню еще и слева, стал забирать правее, к лесу, и прибавил скорость. До него оставалось уже метров двадцать пять — тридцать, когда со стороны погони донеслось:

— Держите его! Держите! Стреляйте в него!

Против ожидания, беглец остановился и, обернувшись, вскинул пистолет. Грохотало схватился за кобуру, но грянул выстрел — и Орел со всего размаху опрокинулся, а всадник отлетел метров на пять и упал на пахоту. Конь тревожно заржал и вскочил на ноги. Володя тоже быстро поднялся, но после первых шагов убедился, что дальнейшей погони не получится: каждое движение больно отдается в пояснице, видимо, сильно ударило задней лукой во время падения. Да и Орел, поднявшись, едва ковылял к хозяину, не решаясь наступить на раненую ногу.

Трое преследовавших с полицейским впереди круто свернули в лес. А двое, окончательно выбившись из сил, далеко отстали и брели к пострадавшему офицеру.

— За кем это вы гнались? — осматривая раненого коня, спросил Володя приближающегося немца в синей блузе.

Плотный блондин лет сорока пяти с выражением полной безнадежности махнул рукой и, не ответив, спросил:

— Конь ранен?

На лысеющей голове незнакомца каплями выступал пот. Человек тяжело дышал.

Увидев разрыв между щеткой и копытом, Володя принялся ощупывать ногу коня. Рана сильно кровоточила, и это мешало осмотру, но сколько ни старался он отыскать повреждение над копытом спереди — там кожа была невредима. От этого стало спокойнее на душе.

— Кто этот беглец? — повторил Володя вопрос.

— Густав Карц. О-о, это очень плохой человек! — ответил, подходя, другой немец, пожилой человек с болезненным лицом; опустившись на пашню, он долго кашлял. А блондин пошел по конскому следу назад, внимательно рассматривая что-то на земле.

— Этот человек, — задыхаясь, продолжал немец болезненного вида, — только что убил свою любовницу и собственного сына... за то, что подкараулил их вместе...

— Сюда! Идите сюда! — позвал блондин. — Вот причина ранения, — и приподнял с земли звено колючей проволоки, натянутой между тонкими металлическими кольями. — Пуля Густава прошла мимо.

Когда на парах вырастает трава, крестьяне огораживают свои участки и пускают в них скот. Теперь пар был вспахан, а изгородь свалена и лежала на земле, почти не отличаясь от нее. Шип впился в ногу коня и, зацепившись, разорвал кожу под щеткой.

— Не беспокойтесь, рана не опасна, — сказал немец в синей блузе. — Только надо промыть ее. Вон там, внизу, есть ручей.

Грохотало знал этот ручей и направился к нему.

— Идем, Эрнст, — обратился блондин к другому немцу, — все равно Густав испортил нам отдых.

— Да, идем, Отто, — отозвался тот, поднимаясь. — Видно, плохие мы рысаки, чтобы гоняться за Густавом. Да и ваш, господин лейтенант, рысак тоже теперь не для погони, — пошутил он. — Лазарет — его место.

У ручья Володя устроил привал: очистил и промыл рану, туго перетянув ее носовым платком, умылся и покурил в тени. А когда выбрался на дорогу, его догнала машина и, поравнявшись, затормозила. Из машины вышел знакомый уже блондин в синей блузе и назвался Отто Шнайдером. С ним был мальчик лет пятнадцати.

— Это мой сын Ганс, — сказал Отто. — Если разрешите, он уведет коня к вам домой. А вас я довезу на машине. Вы ведь из Блюменберга?

Грохотало с благодарностью принял предложение. Он не первый раз мысленно похвалил себя за то, что сумел научиться довольно свободно говорить по-немецки. Если в полку можно было обходиться родным языком, то здесь без немецкого и шагу не ступишь.

Мальчик принял повод и, намотав его на кулак, приготовился идти.

— А ты верхом ездить умеешь? — спросил Володя.

— Да.

— Так и поезжай: для коня ты не так тяжел.

— Зачем мучить лошадь? — вмешался отец. — Здесь недалеко, добежит, ноги у него молодые.

— А ты, Ганс, все-таки садись.

Косо поглядывая на отца, мальчик ухватился за луку, дотянулся ногой до стремени и, подпрыгнув, взлетел в седло.