— Ну, раз нисколько не стоит, — заключил Таранчик, выслушав перевод, — то нечего нам и торговаться. Зря хлопцы перли этот мешок.
Солдаты захохотали, а Таранчик, показав, что разговаривать больше не о чем, махнул рукой, и они пошли на речку.
11
Было по-прежнему жарко, хотя давно перевалило за полдень. Тень от дома закрыла большую часть двора. У калитки сада на старой лавочке сидели солдаты. Сегодня они мучились не только от жары. Ни у кого не было табаку. Как только прижимистый Журавлев тряхнул кисетом, со всех сторон посыпались торопливые «заявки».
— А может, и мне какой-нибудь чинарик останется, — послышался жалобно-просительный голос Таранчика. У него давно в карманах и духу табачного не было. Он сидел на самом коньке крыши, копаясь там у репродуктора.
— Если успеешь слезть, — важно ответил Журавлев, перетрясая в кисете табачную пыль, — то, может, и останется на затяжку.
— Х-хе! — вдруг заулыбался Таранчик, взглянув в сторону деревни и торопливо присоединяя провода к репродуктору. — Да если я слезу, то вам целую жменю табаку дам! Не нужны мне ваши окурки!
Сидящие внизу думали, что он шутит, ибо хорошо знали, что не только горсти — пылинки табачной у Таранчика не найдется. Получив табак, он в первые же дни раздавал его, угощая всех подряд.
Из-за арки, снизу, показалась повозка. Это старшина Чумаков возвращался с батальонного пункта снабжения.
— А-а, так вон ты откуда табачок-то учуял! — догадался Карпов.
Как только подвода въехала во двор, ее окружили солдаты. Они снимали груз и несли в кладовую. А Таранчик ничего не брал, пока не увидел угол ящика с махоркой. Он выхватил его с самого дна и понес к подъезду.
— Кто курить хочет — за мной!
Скоро задымили толстые солдатские самокрутки. Фролов вытащил из сумки у старшины пачку писем и, отыскав свое, хотел раздать остальные, но Чумаков приказал:
— Отдай Таранчику, пусть он раздаст.
Тот, деланно вздохнув, покосился на старшину, нехотя принял письма в костлявые руки и торопливо стал называть адресатов.
— Жизенскому!.. Его нет?.. Чьи письма останутся, положим их на стол в Ленинской комнате, и чтоб никто не трогал! — нарочито сурово наказывал Таранчик.
— Фролову... Фролов, вам еще одно письмо. Получите, пожалуйста.
— Так, так, Таранчик, — в тон ему заметил Журавлев. — Видишь, как славно получается!
— Ну да, а то придумали какую-то игру с письмами. Разве ж это игрушка!.. А вот и вам, товарищ Журавлев. Получите! — И тут лицо Таранчика расплылось в блаженной улыбке. — Кхе-ге! Ефрейтору Таранчику!.. А за свое письмо можно сплясать, товарищ старшина?
— Нехай пляшет, — загудел Земельный.
— Пусть спляшет, — послышалось со всех сторон.
— Конечно, кому запрещено, если настроение есть, — согласился Чумаков. — Но вначале прочитать бы надо.
— Да и так можно! — выкрикнул из-за спины Таранчика Митя Колесник. — Письмо-то от его Дуни!
Солдаты разбрелись читать письма кто куда, а Таранчик, не сходя с места, впился глазами в листок, и лицо его сделалось хмурым.
Все громче и задорнее звучала «барыня», а Таранчик стоял, опершись на повозку, и не собирался выполнять обещанного.
— Таранчик, зря, что ли, музыка играет? — напомнил Митя.
Таранчик зажал письмо в кулак, потом сунул а карман и пустился в пляс. Он выделывал такие «кренделя», что зрители хватались за бока от смеха. Огромные ботинки поочередно мелькали в воздухе, а костлявые коленки то и дело касались подбородка. Пытаясь изобразить то, что на Руси называют «плясать вприсядку», о неуклюже приседал и хлопал ладонями по коленям, поднимал руки вверх и хлопал в ладоши, потом такой же хлопок слышался из-под коленей.
— Эх, пляши, Акиша. Дуня замуж вышла! — выкрикивал он время от времени.
— Неужели и вправду — вышла? — спросил Чумаков у стоящего рядом Колесника.
— Да нет! Брешет он, товарищ старшина. Может, перед Карповым хочет загладить свою вину...
— Не умно придумал, — заметил Чумаков и пошел в дом. Он скоро вернулся, неся в руках новые сапоги
— Перестань дурачиться, Таранчик. Примерь-ка во лучше обновку.
— Ох, запоздали вы, товарищ старшина! Вот в этих я бы сплясал! — Он отошел к повозке, сел на дышло и тут же начал переобуваться.
Скрипнув тормозами, во двор плавно вкатилась легковая машина. Солдаты дружно приветствовали вышедшего из нее майора. Таранчик тоже поднялся с дышла, держа в руке сапог и поджав разутую ногу. Майор спросил, где можно видеть начальника заставы. А Грохотало уже спускался навстречу. Поздоровавшись на ходу, майор устремился вверх по лестнице, перешагивая через две ступеньки.
В комнате майор предъявил документы и сказал, что является представителем группы советских оккупационных войск в Германии.
— Я очень спешу, — сказал он, усаживаясь за стол и развертывая планшет. — До наступления темноты мне необходимо побывать еще на трех заставах... Прошу запастись картой участка и карандашами.
Он расстелил на столе карту, склеенную из нескольких листов, с жирной красной полосой, обозначающей демаркационную линию. Пока Грохотало доставал карту и карандаши, майор начал объяснять: