Она припарковала машину у тротуара, между двумя подъездными дорожками, собрала мужество в кулак и позвонила в дверь. Сердце колотилось как бешеное. Она лихорадочно думала, не совершает ли огромную ошибку. В конце концов, если Уорд не хочет ее видеть, зачем она навязывается? Может быть, первое правило благотворительной организации следовало трактовать и как «Если жертвователь-миллиардер хочет вести себя как идиот, пусть ведет себя как хочет»?
Однако прежде чем Ана успела передумать, дверь открылась. На пороге стояла сухонькая женщина средних лет с надменным лицом.
— Мы не подаем.
— Я ищу Уорда Миллера.
Лицо женщины напряглось, но тут же приняло обычное выражение.
— Кого?
— Разве это не его дом?
— Мы не подаем, — повторила женщина и хотела закрыть дверь.
Ана всунула ногу между дверью и косяком, поморщившись от боли:
— Его адрес мне дал Чейз Ларсон.
Давление на ногу немного ослабло, но взгляд женщины был все таким же подозрительным.
— И?..
— Я Ана Родригез. Я работаю с Уордом и его фондом над организацией «Надежда Ханны» недалеко от Сан-Диего. Он входит в совет директоров. — Женщина заметно колебалась, и Ана добавила: — Мне нужна всего пара минут. Спросите его, пожалуйста, не поговорит ли он со мной?
— Его здесь нет, — неохотно сказала женщина.
— Но это его дом?
Женщина прищурилась, но кивнула.
— А вы не скажете, когда он вернется?
— Это просто. Никогда.
— Что? — Женщина действовала Ане на нервы, и она просунула плечо в щель, не желая терпеть подобное обращение. Чтобы смутить ее, нужно было что-то посильнее презрительного фырканья. — Слушайте, я знаю, он в городе. Так что можете сказать ему, что я пришла.
Женщина наконец отпустила дверь, и Ана поспешно вошла, пока была возможность. Внутри дом был таким же очаровательным, как снаружи. Из прихожей двери вели в гостиную и столовую, а лестница — на второй этаж. Полы были темные и блестели, стены — светло-кремовые, и на них была развешана чудесная коллекция картин абстракционистов. Ана с трудом удерживала рот закрытым.
Но самым шокирующим предметом в прихожей были огромные солнечные очки, которые носила Кара Миллер. Они лежали рядом с высокой оранжевой вазой, как будто Кара небрежно бросила их на полку, войдя в дом всего пару минут назад. Ана посмотрела на экономку и заметила ее упрямый осуждающий взгляд. Даже если бы Ана не видела огромное количество фотографий Кары в этих очках, она догадалась бы, чьи они. Экономки не имеют привычки оставлять очки в прихожей и носить вещи за две сотни долларов.
Вид очков задел что-то у Аны внутри. Она не должна была видеть столь очевидное свидетельство скорби Уорда. В этом было что-то интимное. Она не смутилась бы так, даже наткнувшись на него голого. Ей не стоило приходить, но он сам был виноват. Если бы он ответил на ее звонок, она бы не приехала. А если бы он просто поговорил с ней и объяснил, почему она его раздражает, ничего вообще не случилось бы.
Ана осмотрелась в поисках хоть каких-то признаков присутствия Уорда, но не нашла ни одного. Дом содержался в идеальном порядке, но чувствовалось, что в нем никто не жил годами, не говоря уже о последних часах. Ни ключей на полке, ни писем у двери, ни потрепанной книжки у кушетки. Все стояло на своих местах. Ана повернулась к экономке:
— Похоже, его правда здесь нет.
Женщина покачала головой. Печаль промелькнула на ее лице.
— Он больше не заходит сюда, когда приезжает в город.
Говоря это, женщина бросила взгляд на очки, и Ана все поняла. Этот дом все еще принадлежал Уорду, но он не жил здесь со смерти жены.
— Если он вдруг свяжется с вами, попросите его позвонить мне.
Уже садясь в машину, она заметила за домом двухэтажный гараж, причем второй этаж выглядел вполне обитаемым.
— Он больше не заходит сюда, — повторила Ана слова экономки.
Про гараж она ничего не сказала.
Ана проехала по подъездной дорожке, вышла из машины и поднялась по лестнице на второй этаж. Она поняла, что не ошиблась, когда услышала звуки блюза. Она начала слушать этого музыканта, прочтя статью, в которой Уорд назвал его одним из самых сильных своих увлечений. Она постучалась, потом услышала звонок телефона, и музыка прекратилась. Когда Уорд наконец открыл дверь, он все еще держал телефон в руке, но Ана не заметила этого, потому что из одежды на нем было только полотенце, небрежно обмотанное вокруг бедер.
Его грудь была слегка покрыта волосами, кожа загорелая, мускулы не слишком рельефные. Просто совершенство. Впервые в жизни Ана поняла женщин, рассказывавших, как им хотелось прикоснуться к мужской груди. У нее задрожали пальцы от желания потрогать, лизнуть, попробовать на вкус… Усилием воли она сложила руки на груди, запихивая поглубже животные инстинкты.
К несчастью — или к счастью, как посмотреть, — Уорд провел рукой по волосам. Только тогда она заметила, что они влажные, — это объясняло, почему он был полуголый. Не то чтобы она возражала.
— Я понял. Не беспокойтесь, — отрывисто бросил Уорд в трубку и отключился, сердито глядя на Ану. — Это моя экономка предупреждала меня, что вы здесь.