Горячая тень Афгана

Я не заметил, что в холле, кроме дежурного, был еще и водитель «Газели» Волзов. Наверное, он дремал, сидя на диване. До меня донесся тяжкий вздох. Похоже, Волзову предстояла очередная взбучка. Я бесшумно поднялся на второй этаж, свернул в коридор и прижался к стене. Волзов поднимался медленно — не за премией шел человек, понять можно. Достигнув второго этажа, он остановился, пробормотал что-то насчёт того, чтобы все гробы сгорели синим пламенем, и стал подниматься выше. Я дождался, пока водитель не поднимется на пролет выше, и, синхронно с его шагами, тоже стал подниматься наверх.

На третьем этаже не было узкого коридора. Лестница оканчивалась маленьким холлом, даже площадкой, на которой была одна-единственная дверь. Он встал перед ней, поднял кулак, но сразу постучать не решился, подумал, покачал головой, потоптался и, наконец, несильно стукнул в дверь два раза, уставившись на глазок маленькой телекамеры, встроенной в стену. Клацнул тяжелый автоматический замок. Волзов взялся за ручку, открыл дверь и вошел в кабинет. Дверь тотчас захлопнулась за ним.

Я, переступая через ступени, поднялся к двери хозяина, стараясь как можно плотнее прижиматься к стене, чтобы не попасть в поле зрения камеры, хотя именно сейчас шеф вряд ли смотрел на монитор — перед ним стоял провинившийся подчиненный, и Князь наверняка уже обрушил на него весь свой гнев. Приблизившись к двери почти вплотную, я стал прислушиваться, но из-за двери не доносилось ни звука — изоляция была полной.

Я едва успел вернуться на второй этаж, как дверь наверху открылась и захлопнулась вновь. Уж слишком театрально вздыхая, Волзов загремел по ступеням. Он прошел в метре от меня, и мне не понадобилось даже выходить из своего укрытия — достаточно было выставить вперед руку, и ладонью, как крюком, закрыть ему рот, откинуть к стене и показать ему дульную воронку автомата.

На Волзове можно было демонстрировать студентам мединститута объективные проявления стресса. Зрачки его стремительно расширились, превращая глаза в две темные капли, на лбу выступил пот, словно голова его была мочалочной, пропитанной водой, а розовое лицо в одно мгновение побелело до синевы.

— Веди себя хорошо, малыш, ладно? И я тебя не обижу, — шепнул я ему на ухо и, опасаясь, что для этого слабонервного наркодела встреча со мной может стать последней каплей и он грохнется в обморок, поспешил затолкать его в узкую дверь с рисунком джентльмена в цилиндре и с тросточкой.

Дверь уборной запиралась на защелку, и здесь я — мог быть уверенным, что врасплох меня не застанут. Я подтолкнул Волзова к стене, приставил к его животу автоматный ствол и спросил:

— Где Анна?

— Хто?! — на выдохе произнес Волзов, вздрагивая от каждого моего движения.

— Да что ты дергаешься все время? И как такого неврастеника взяли в наркомафию работать? — покачал я головой. — Я хороший, я добрый. Я убью тебя в случае, если ты не будешь меня слушаться и не ответишь на мои вопросы. Ясно, малыш?

— Мммгы! — с готовностью кивнул он.

— Так вот, я хочу узнать, где Анна? Девушка у вас здесь с недавнего времени работает. Секретаршей у шефа, у Князя. Ты понимаешь меня, лупоглазенький?

— Не! — Он покачал головой, глядя то на меня, то на автомат. — Не видел… Бог свидетель!

— Что не видел? Вообще здесь девушки не видел?

— Девушку видел.

— Блондиночку?

— Ну… — снова закивал он. — Блондиночку! Работала. В кабинете Князя. За компьютером сидела.

— Ну вот, очень хорошо, — похвалил я Волзова и потрепал его по щеке. — А теперь скажи, где она сейчас может быть.

— Не знаю. Дня три уже не видел. Или четыре.

— Неужели вот так тихо исчезла, и все?

— Как тихо? А что должно быть?.. Шеф ее сильно ругал. И охранка между собой про нее плохие слова…

— Когда ты это слышал?

— Я ж говорю, дня три назад. Это не мои дела, я не знаю, что там было. Меньше знаешь, дольше живешь.

— Ишь ты, какой мудренький, — сквозь зубы произнес я, в одно мгновение возненавидев этого жалкого мокренького человечка, которому было ровным счетом наплевать, что сделали с Анной. — А ну-ка припомни, какие слова о ней говорили, за что ругали?

Волзов стал пожимать плечиками, как заводная игрушка.

— Трудно припомнить… Три дня уже прошло.

— Страдаешь провалами в памяти? — Я вдавил ствол ему под ребра, и Волзов часто задышал. — А ты очень постарайся.

Волзов стал стараться. Его пальцы нервно перебирали волосы на темени. Он морщился, скрипел зубами, наконец, выдал:

— Шеф говорил: стукачка, шпионка и добавлял очень много матом. И охранка — матом.

Я не сдержал какого-то утробного звериного стона, вырвавшегося из моей глотки.

— Ну, что с тобой делать? — произнес я, с отвращением глядя на Волзова. — Дать веревку, чтобы ты удавился над унитазом?.. Что ты пялишь на меня свои поганые глазенки, вошь червивая? Слова плохие говорили, и тебе стыдно повторить их? А гробы с наркотой возить не стыдно? На именах погибших парней зарабатывать — не стыдно?