Горячая точка

Он пошевелился, и боль резким скачком рванула вперед. Растеклась по телу. Все болело, все. Падлы, твари дешевые. Гера поднял руку, коснулся лица и застонал, не столько от боли, сколько от злости. Не морда, а что-то страшное, распухшее, бесформенное.

— Че, Герыч? — подсел рядом Губа. — Больно, да?

— Пошел на х..! — заорал тот и снова застонал. Сморщился.

Подсохшие было ссадины и царапину полопались, и по разбитому лицу снова потекли капельки крови. Эти еще, заложники хреновы, пялятся, пялятся. Морды, что ли, никогда разбитой не видели, козлы? Забыли, что такое разбитая морда? Сейчас напомним.

— Че пялишься? — заревел Гера, глядя на амбалистого мордоворота. Тот поспешно опустил глаза. — Че смотрите, суки? Не нравлюсь?

Он оперся ладонью об пол, встал, хотя боль уже разгулялась вовсю. Заложники торопливо отворачивались. Сработал инстинкт: ни в коем случае не смотреть в глаза. Прямой взгляд в глаза — вызов. Не дразни зверя. Каждый надеялся, что пронесет и психопат выберет для вымещения ярости кого-нибудь другого. Главное, не его. Даже школьники перестали шептаться. Сжались. Им впервые за день стало по-настоящему страшно. Окровавленная, пошатывающаяся фигура приблизилась. Сейчас Гера был похож на кинозлодея в последнем, финальном эпизоде. Уже избитый, почти мертвый, но отчего-то все еще полный сил и готовности убивать. Только здесь нет храбреца-героя с безразмерным «питоном», готового разнести чудовищу башку решающим выстрелом.

Гера подошел ближе, ткнул пальцем:

— Ты. Ко мне.

Амбал растерянно оглянулся, все еще надеясь, что террорист имеет в виду кого-то из сидящих рядом. Даже спросил упавшим голосом:

-Я?

— Ты, падло. Глухой, что ли? Плохо слышишь, что ли? Плохо, да?

Гера полез через ряды заложников, наступая на ноги, на руки, не обращая ни на кого ни малейшего внимания.

— Глухой, да?

— Я? — Амбал побледнел, руки у него затряслись. — Нет... Я... Просто не это... Просто не понял...

— Не понял? — Гера наконец прорвался к нему и, широко размахнувшись, ударил прикладом по голове. — Щас поймешь, падло. Щас ты у меня поймешь!

Амбал завизжал, страшно и тонко, как умирающий кролик. Гера же продолжал колотить его автоматом, не особенно разбираясь, куда бьет, приговаривая:

— Щас, падло, ты у меня все поймешь!

— Гера... — нерешительно позвал Губа. Он первый раз увидел приятеля в таком состоянии. Тот перестал что-либо соображать.

На лица заложников, сидящих по соседству, полетели кровавые брызги. Амбал уже даже не визжал. Только мычал что-то, закрывая голову перебитыми пальцами.

— Герыч, ну хватит уже, — снова подал голос Губа. Он, похоже, был напуган не меньше заложников.

Наташа, в ужасе наблюдавшая за избиением, не удержалась:

— Остановитесь! Вы же его убьете! — Девушка вскочила и начала пробираться к Гере. — Остановите его кто-нибудь, — едва сдерживая слезы, бормотала она. — Остановите его.

Губа поднял автомат. В общем-то, он предвидел что-то подобное. Всегда отыщутся один-два придурка, считающие себя самыми храбрыми. В таких ситуациях Губа точно знал, что предпринимать. Рукояткой пистолета по башке — и все дела. Хотя можно и так. Ногой. Или железкой какой-нибудь. Обрезком трубы, например. А еще лучше свинчаткой. Свинчаткой аккуратнее получается. Кровь не брызжет во все стороны. Когда трубой — всегда перепачкаешься по самые уши. А вот с бабами возиться он не любил. Живучие, б...и, как кошки. Да еще и визгу всегда бывает.

— Э-э-э, а ну села на место, быстро, — Губа качнул стволом «вала».

— Оставь парня в покое, — прозвучал вдруг чей-то напряженный голос. — Слышишь меня?

Гера не слышал. Он продолжал наносить удар за ударом по уже бесчувственному телу. И тогда из толпы заложников поднялся полковник. Тот самый медик, с которым капитан разговаривал на смотровой площадке.

— На место! — крикнул Губа, поднимая автомат.

Не обращая внимания на окрик, полковник начал быстро пробираться к обезумевшему от ярости террористу.

— Я сказал, сесть! — повторил Губа, передергивая затвор.

Полковник подобрался к Гере вплотную, перехватил того за руку и коротко, но сильно ударил в челюсть. Гера рухнул плашмя, прямо в кучу заложников. Люди испуганно посторонились. Они вообще были в стороне. Вот пришел герой. Если он справится  с убийцами — хорошо. Честь ему и хвала. Нет — плохо, но главное — не злить. Главное — сидеть тихо, как мышки. Главное — выжить.

— Сядь, б..., на место! — продолжал орать Губа, а полковник, наклонившись над Герой, сгреб его за шиворот и ударил еще раз. Прямо в раскровавленную лепешку лица. Гера подавился кровью, выплюнул бурые сгустки, оскалился, обнажив кровоточащую рану на месте выбитого зуба, и потянул автомат.

Полковник выпрямился, глядя на убийцу сверху вниз:

— Ты никого больше не тронешь, шакал. Ясно тебе? Никого. Иначе я тебя убью.

Гера поднял «вал» и нажал на курок. Однако вместо жирного плевка выстрела послышался лишь сухой металлический щелчок. Убийца рывком отстегнул обойму и... увидел пустое гнездо.

— Гады! — заорал он и вскочил.

— У него нет патронов, — изумленно проговорил полковник. — У него нет патронов в обойме!