— Этот молодой человек Егор Лаптев, словно разъяренный вепрь,— выкрикивал Михаил Михайлович.— Я был на репетиции и не успел уйти из-за кулис. Слышу знакомый голос и остановился, смотрю: он! Егор!.. Тот самый, которому бог дал луженую глотку. Стоит на трибуне и глаголет. У них, комсомольцев— конференция, и он вылез на трибуну. Черт знает, что такое!.. Позволяют идивотам... — Он слово идиот произносил так, что слышалось «идивот». —...морочить людям голову. Форменный идивот! Потрясал листами, в которых тысяча дефектов. И все приборы, приборы. Поносит твой институт: НИИавтоматика, НИИавтоматика...
— Папа, ты несправедлив,— перебил его Феликс.— Он и другим...
— Слышал я всю его речь! — возвысил голос Михаил Михайлович.— У меня было такое впечатление, что его науськали. Натравили на твой, Вадим, институт. А когда этот идивот предложил обратиться в газету, да поднять общественность, я понял: дело швах. Вадиму не сдобровать. Мое дело музыка, но я не дурак. Не беспокойтесь. Кое-что понимаю!..
Болтовня старика встревожила Ниоли. Она резко отшвырнула одеяло, поднялась. Набросив халат, поправив перед зеркалом волосы, вышла к гостям. Здоровалась с ними радушно, беспечно,— делала вид, что ничего не знает. «Они уже действуют»,— думала она, подходя к Михаилу Михайловичу и прислоняясь губами к его старческой, землистой щеке. Но потом, накрывая стол к завтраку и слушая болтовню старика, она подумала о другом: «Никогда не следует опускать руки. Нет такой ситуации, из которой не было бы выхода».
Придя в институт, Бродов увидел на столе приказ министра о назначении в институт нового начальника отдела кадров (он раньше работал у Фомина) и об утверждении Савушкина начальником сектора.
«Акт недоверия»,— решил Бродов. Отшвырнул приказ на край стола. И хотел вызвать машину, уехать из института, но вошла секретарша, доложила: — Комсомольский секретарь просит...
— Пусть войдет.
Секретарь распахнул дверь, бодро вошел в кабинет и прошел по ковру широким шагом. Он был высок, сухощав, волосы, брови и ресницы у него точно покрашены перекисью водорода. Шел как-то боком, будто кого-то отталкивал левым плечом. И пока он пересекал пространство кабинета, Бродов, не сводя с него настороженных глаз, вспомнил товарища детства Леньку Курданова, вот такого же белого как лунь паренька. «Белый!» — неслось, бывало, по деревне, и все знали: кличут Леньку Курданова. «Белый!» — кричал ему и Вадька Бродов, закадышный Ленькин корешок, не мысливший и дня прожить без Леньки.
В руке секретарь держал газету. Тряхнул ею, сказал:
— Читали?
Бродов почувствовал жар в теле: за ворот точно кипятком плеснули.
— Что там?..
Секретарь спокойно протянул газету.
— На второй странице...
Бродов развернул газету, прочел: «Стан «2000» ждет вас, комсомольцы». Под заголовком печатался рассказ о стане, каков он, как важна его продукция для народного хозяйства. И дальше... дефекты. День за днем. Все остановки стана. Причина: приборы, приборы.. Институт «НИИавтоматика» — главный виновник...»
«Этот... Белый... не должен видеть моей слабости,— взял себя в руки Бродов.— Я — человек сильный. Я спокоен. К тому же ничего особенного не случилось...»
«Комсомольцы НИИавтоматики! Лучше вас никто не знает приборную оснастку стана. К тому же ваши огрехи, вам и перепахивать...»
Бродов поднял глаза на секретаря. «Белый» смотрит на директора невозмутимо. Для него все ясно. Он и раньше предлагал бригаду ученых командировать на стан. Жизнь подтверждает его правоту...
— Бригаду?..— вспомнил Бродов.
— Бригаду, Вадим Михайлович!
— Сегодня представьте список. Назначаю вас...— бригадиром. Возьмите с собой Савушкина. Там, по слухам, сильно хромают фильтры. Пусть знают, как мы реагируем на критику. Мы чуткий, высокосознательный коллектив...
Когда дверь кабинета захлопнулась за «Белым», Бродов встал, потянулся и погладил ладонью «курчатовку». ещё ему подумалось: «Приятно будет доложить об этой нашей акции академику Фомину».
Домой Бродов явился поздно. Ниоли заметила перемену в настроении мужа, в нем как бы что-то проснулось, оживилось, но Бродов раздраженно отмахнулся. В глубине души он во всем винил свою жену,— доверился ей слепо, пошел на поводу, натащил в институт случайных людей и вот... расплачивается за них. Министр даже не посчитал нужным поставить его в известность о назначении нового начальника отдела кадров.
— Что Фомин? Ты ездил к нему? — почти выкрикнула Ниоли.
— Завтра поеду,— сказал Вадим и, сославшись на усталость, пошел к себе в кабинет. Тут он не знал, чем себя занять, некоторое время стоял возле книжной полки. На глаза ему попалась книга Фомина «Прокатные станы». Он снял её с полки, открыл первую страницу. В начале предисловия читал: «С группой энтузиастов Фомин в 1930 году организовал лабораторию проката — она потом реорганизовалась в проектный институт, а ныне на её базе создан НИИавтоматики».