Горячая земля

Каждая трещина послужит миниатюрной скважиной для закладки сильного взрывчатого вещества, роль которого будет играть жидкий воздух.

Процесс должен итти непрерывно. Щупак утверждал, что ни одна горная порода не сможет противостоять разрушительному действию жидкого воздуха. Чем сильнее она будет раскалена, тем лучше и скорее пойдет дело.

Интересное предложение Щупака вызвало много споров и возражений.

Вслед за ним выступил сменный инженер Анохин. Он сказал, что Щупак не сумеет регулировать струю и вместе с породой может взорвать или превратить в ледяные статуи всех занятых в забое рабочих.

Отвечая Анохину и другим инженерам, Щупак разгорячился и пообещал сконструировать в течение месяца форсунку, пригодную и для взрывных работ и для охлаждения. За этот же срок Щупак обещал научиться с ней работать и применить ее в забое.

Щупак закончил свою речь под гром аплодисментов, но на душе у него было смутно. Он сидел сам не свой и думал о данном обещании. Теперь он ясно видел, что это были неосторожные слова. Щупак пожалел о них, как только они сорвались с губ, но было уже поздно.

Он понял, что обосновать свое предложение, сделать сложную форсунку, рассчитанную на высокое давление, и научиться с ней работать за такой короткий срок ему будет не под силу.

Но отступать теперь поздно. Обещание дано, следовало его выполнять.

В первые дни после совещания Щупак до того терзался сомнениями, что ходил сам не свой. Он похудел, побледнел и даже избегал встреч с Любой.

Едва он садился за стол, брал бумагу и карандаш, как тут же обнаруживал, что карандаш не хочет ему подчиняться, бумага выскальзывает из рук и ни один чертеж не получается. Мысли его путаются, а слова упорно отказываются связываться в предложения.

Так продолжалось до тех пор, пока Медведев не появился в общежитии у Щупака.

— Что же ты прячешься? Я четыре раза просил передать, чтобы ты зашел ко мне. Где твоя форсунка? — спросил парторг.

Смущенный Щупак растерянно похлопал себя по лбу:

— Вот здесь… Только здесь, и больше нигде. Боюсь — не выйдет это у меня, Павел Васильевич… Не под силу мне сделать такую вещь в натуре…

— Не верю, что не выйдет! Не верю, что боишься! — оборвал его Медведев. — За Щупака другие боятся, это бывает частенько, а он сам никогда не боится. Он, по-моему, даже не умеет бояться.

— Ну не выходит, Павел Васильевич! Ну что я сделаю, если не выходит? — чуть не плача, воскликнул Щупак.

— А кто тебе помогает? — спросил Медведев.

— Помогать мне не в чем. У меня не то что чертежа, даже рисунка нет. Пустое волнение мысли… — мрачно сказал Щупак.

— С кем ты дружишь или кого из инженеров хорошо знаешь?

— Инженеры надо мной смеяться станут, как Анохин.

— Постой! Ключников, кажется, говорил, что ты был в одном партизанском отряде с Петровой, — продолжал Медведев, не слушая Щупака. — Не так ли?

— Так, — подтвердил Щупак.

— Вот тебе записка к ней. Иди и начинай работать. За все, что из этого выйдет, отвечаю я. Мы сможем совладать с нашей шахтой, только если соединим усилия каждого из нас. Ты понимаешь: каждого! Значит, и твои тоже.

Как Щупак ни отнекивался, ему пришлось в тот же день пойти к Вере Петровой.

Вера Петрова быстро поняла идею Щупака, и они засели за работу.

Они засиживались до поздней ночи над чертежами и справочниками. Самым трудным оказалось найти способ легко и точно регулировать давление жидкого воздуха, а вместе с ним силу и форму струи, вырывающейся из форсунки.

Несколько дней их преследовали неудачи. Но Щупак доказал, что под его рыжей шевелюрой работает мозг изобретателя. Он нашел решение и привел Веру в восторг его простотой и остроумием.

Через десять дней Щупак торжественно сдал в цех опытных конструкций все чертежи и расчеты своей форсунки. Еще через два дня началось изготовление опытного образца. Образец делался под наблюдением и при непосредственном участии автора.

Глава пятая На командном пункте

Командный пункт основного забоя помещался в девятом защитном зале, на глубине четырех с половиной километров под землей. Это был тот самый зал, начало проходки которого Дружинин, Медведев и Ключников осматривали полторы недели назад. Теперь он был совсем готов, а проходка ушла далеко вниз.

За столом сменного инженера сидел Анохин. Он дремал, утомленный ночной напряженной работой. Его красивое, несколько кукольное лицо выглядело помятым и обрюзгшим, веки были полузакрыты.

Работа в забое шла ровно, особо важных дел не было. Анохин мог позволить себе минуту отдыха.

Сзади Анохина в глубине помещения командного пункта тихо переговаривались техники и монтеры ремонтных и аварийных бригад, дежурные осветители и телефонистки.

Направо от стола сменного инженера мерцал розоватым светом экран телевизора. Там можно было рассмотреть горевший огнями забой и маленькие человеческие фигурки, уверенно двигавшиеся среди камня, пара и машин.

Рядом с экраном блестел черным лаком ручек и кнопок пульт управления и белела мраморная доска с приборами и разноцветными огнями сигнальных лампочек.