Горячее лето

— Алексей Иванович! На станке 1708 лопнул вал.

— Свяжитесь с механиком и принимайте меры. Я вам точить вал не буду!

— На другом электромотор искрит. Я к тому говорю, что в субботу придется работать токарям.

"Вот она, текучка, которая засосала Вербина. Некогда было думать о реконструкции, о новом. Неужели и со мной так будет?"

Вошла Татьяна.

— Алексей, что же получается! Заготовки в кузнечном есть.

— Заготовки лежат, и нам их не дают. Так я понял?

— Да.

"Выходит, заготовки держат в резерве, и их дадут, когда прикажут сверху. На что это похоже?! Такое поведение граничит с преступлением. Нет, так дальше нельзя. Надо Болотникова на чистую воду выводить. Придется и с Болотниковым портить отношения".

Алексей связался с кузнечным цехом. Болотников был у себя.

— Николай Романович! Стоим! Нет заготовок. Прошу вас принять меры. Завтра мы можем сорвать работу главного конвейера.

— Ты у меня не один, — холодно ответил Болотников. — Степан Степанович только что звонил.

— Николай Романович, а может, у вас что-нибудь в загашнике завалялось?

— Ты за кого меня принимаешь? Было бы — дал. Но хватает металла. Могу тебе хоть сейчас цех передать. Может, у тебя и получится. Ты человек с перспективой, не чета нам, грешным. К тому же тесть…

Голос Болотникова исчез, а Алексей несколько минут сидел совершенно ошеломленный.

— Слышала, Танюша?

— Совести у него нет!

— Придется позвонить в партком.

Алексей взял трубку и набрал помер парткома. Услышав голос Слесарева, сказал:

— Я к вам с жалобой! Нельзя терпеть дальше такие проделки Болотникова!

— Говори яснее, — сказал Слесарев.

— Делается черт знает что!.. В кузнечном есть заготовки для нашего цеха, а мы их не можем получить. У нас станки простаивают. И это на одном заводе. Завтра, послезавтра по нашей вине может остановиться главный конвейер.

— Ты, Алексей Иванович, с Болотниковым говорил?

— Говорил. Клянется, что заготовок нет, а они в его цехе лежат.

— Такого вроде за ним еще не наблюдалось. Недостатков у него хоть отбавляй, но это…

Трубка некоторое время молчала.

— Я могу послать от парткома товарищей или народный контроль подключить. Но пойми, Алексей Иванович, если факты не подтвердятся, по-партийному и с тебя спросим. Ну так что, назначать комиссию?..

— Назначайте! — твердо сказал Алексей.

"Интересно, — думал Алексей, — обратился бы Вербин в партком? Наверное, сам бы договорился с Болотниковым. Может, и мне надо было сходить к нему в цех? Нет, пожалуй, я поступил верно, что позвонил в партком. Пусть не чувствует себя князьком. Хочу дам, хочу не дам. Черт побери, собирался поговорить со Слесаревым о "Сибиряке", а обратился по поводу этих злосчастных заготовок".

Через час Болотников сам разыскал Алексея.

— Ты знаешь, Коваленко, есть для тебя заготовки. Сейчас подвезут. Подвели меня подчиненные. Понимаешь, за всем не усмотришь…

— В сущности, вы меня обманули, — Алексей покачал головой.

— Ну ладно. Будут спрашивать из парткома, скажи, что получил. Поверь, не знал я об этих заготовках… Накажу! Премии лишу!..

"И накажет для видимости, — злился Алексей. — Все предпримет, чтобы оправдаться".

— Знаешь, мы с Вербиным дружно жили.

— А я что, хочу ссориться? Поймите, дело страдает.

— Ну, лады, Алексей Иванович. — И подал руку на прощание.

"Вел он себя неприлично, даже подло. И трус. Сам прибежал. Может, не будет больше допускать подобного? Придется с ним построже, сугубо по-деловому. Принципиальность всегда побеждает. Пусть меня считают принципиальным, даже склочным, лишь бы дело не страдало".

Алексей, прежде чем пойти к секретарю парткома, поговорил с Николаем Тимофеевичем, Татьяной.

— Мне надо с вами встретиться, — сказал Коваленко по телефону. — Срочно.

— Хорошо! Я сейчас к вам приду. По вопросу "Сибиряка"?

— Да.

5

— Иван Иванович, зайдите сегодня в партком, — сказал Слесарев.

— Что-нибудь случилось?

"Привалова он бы не вызвал, — думал Стрижов. — Что значит временно исполняющий обязанности директора".

— Пока нет, — ответил Слесарев. — Но может случиться. И вот что, придется в ближайшее время на парткоме заслушать вопросы о качестве выпускаемой продукции. Я обошел цеха. Во многих работают по принципу: стук-гряк — и пятак.

— Разберусь и в приказе накажу. На всю железку. "Слава богу, не о "Сибиряке" речь идет".

— Хорошо, в 16.00 зайду, — сказал Стрижов.

На сердце у него было скверно.

Когда в парткоме Слесарев завел разговор о "Сибиряке", Стрижов решил защищаться.

— За какой срок можно устранить дефекты и запустить новую машину в серийное производство? — прямо спросил Слесарев.

— Первого июля и ни днем позже.

— Все дефекты будут устранены к этому сроку?

— Нет, но машина должна пойти в серийное производство.

— Не понимаю. Машина с недостатками. Я внимательно прочитал рапорты испытателей, говорил со специалистами.

— Но межведомственная комиссия приняла такую машину, — прервал секретаря парткома Стрижов. — С недоработками.

— Значит, новую машину выпускаем с дефектами? Так я понял?!

— Относительный брачок будет устранен в процессе усовершенствования. Идеального, ничего нет. Все меняется. Сегодня машина новая, а завтра она устарела, не мне вам говорить.