Я позвонил Александру, предупредил, что подъеду, чтобы составить список тех людей, с которыми общался Иван. В тот раз в квартиру Веденеев меня не впустил. Спустился во двор, извинился, что не приглашает в дом, заявил, что жена подавлена горем и не готова сейчас общаться с посторонними.
Разговаривали мы в машине, Веденеев внешне держался спокойно, сказал, что теперь за судьбу сына спокоен. В переносном значении, разумеется.
Список он приготовил очень подробный, вспомнил даже тех мальчишек и девчонок, с которыми Иван дружил в младших классах. Я это обстоятельство отметил, на что Веденеев сообщил мне, что перечень готовила жена. Она зашла на странички сына в социальных сетях и выписала всех людей, имена которых хоть раз слышала от сына.
Я забрал список и уехал. С того дня с Веденеевым не встречался, и он мне не звонил.
Теперь обстоятельства дела изменились коренным образом. Я должен решить, сообщать об этом Веденееву или нет? По большому счету я изначально, еще при первой встрече, предупреждал отца, что не стану посвящать его в детали расследования убийства сына, но ведь Игорь Никифоров – ключевая фигура в произошедшей трагедии.
С одной стороны, сообщить надо. Все-таки у них одна судьба с сыном Веденеева. Или почти одна. Оба они попали в руки жестоких преступников, претерпели от них мучения. Для одного это закончилось гибелью, для другого – почти наверняка увечьем на всю жизнь. Если не физическим, то психологическим точно.
С другой стороны, неизвестно, что поведает нам Никифоров. Вполне возможно, что в передрягу Иван попал с подачи Никифорова. Такой расклад вряд ли вызовет сочувствие и понимание со стороны родственников Ивана. Кто знает, как отреагирует на новость Веденеев. Вдруг затаит злобу и, чего доброго, начнет парню мстить? Да и реакция матери Ивана совершенно непредсказуема.
Подождать, пока Игорь придет в сознание и сможет говорить, а уж потом сообщать отцу Ивана? По факту, так сказать. Наверное, это решение будет самым разумным. Мне ведь и так предстоит нелегкий разговор с родителями Никифорова. Сейчас я их оповещать не стал. Зачем? В больницу отца и мать все равно не пустят, а устраивать им лишнюю бессонную ночь я совершенно не хотел. Понятно, что матери сейчас и так не до сна. Сколько дней от Игоря новостей нет, а тут еще и друга его убили. Все же будет лучше, если я сначала побеседую с врачами института Склифосовского, выясню, насколько все плохо или, наоборот, хорошо, а потом сам поставлю родителей Никифорова в известность о том, что их сын нашелся».
Тяжелый сон сморил полковника лишь под утро. Час зыбкого, беспокойного забытья пролетел как одна минута. Когда на тумбочке прозвенел будильник, он открыл глаза, хлопнул ладонью по кнопке и понял, что если пролежит в постели хотя бы одну лишнюю минуту, то ни за что не сможет заставить себя встать.
Чертыхаясь про себя, Гуров поднялся и заковылял в ванную.
«Холодный душ исправит положение, – подбадривал он себя. – А если очень повезет, то сегодня можно будет вернуться пораньше и сразу завалиться спать».
Глава 8
– Что делать будем, Ткач?
– Заткнись, Вовчик, дай подумать.
Двое беглецов сидели в зарослях кустарника недалеко от Икшинского водохранилища. Здоровяк привалился к стволу, закрыл глаза. Стычка с полицией выбила почву у него из-под ног. Он выскочил из казармы и помчался к роднику, где оставил машину. Почему не подогнал к казарме? Чтобы не привлекать внимания всякого сброда, вроде бомжей и грибников, которые нет-нет да и подходили к заброшенной воинской части.
Когда с улицы донесся крик мента, Ткач понял, что нужно валить. У него были опасения, что Вовчик впадет в ступор, не сообразит, что нужно делать. Но нет, тот отреагировал правильно, сорвался с места как подстреленная лань, тут же сообразил, что к машине бежать надо.
Идея свалить стеллаж была просто гениальной. Правда, Ткач рассчитывал, что закупоренный проход задержит того наглого мента на более-менее долгое время. Пока тот будет разбираться, он успеет добраться до машины. У него еще останется время на то, чтобы найти брата.
Но мент не стал возиться с тяжелой конструкцией. Он просто бросился в обход.
Ткач выбежал из здания и на всех парах помчался к лесополосе. Между лопатками у него возник леденящий холод, он все ждал, что мент начнет стрелять. Беглец почти физически ощущал, как пуля, прорезав воздух, впивается ему в спину точно между лопаток. Чувство мерзопакостное. Он не хотел бы испытать его снова.
До машины добраться ему удалось без труда. Мента задержала вовсе не его баррикада, а что-то другое. Ткач получил хорошую фору. А уж когда он почувствовал вибрацию рулевого колеса, услышал рычание движка, тут все сомнения отпали. Все! Свобода у них в руках.
Тут вдруг откуда-то из глубины души поднялась злость. Так неожиданно, совершенно некстати.
Она заставила его действовать совсем не так, как он задумывал вначале. Вместо того чтобы гнать машину к брату, Ткач вдруг развернул ее строго на казарму и помчал прямо на мента. Паршивые ублюдки! Приперлись сюда, нарушили их покой!