Стояла безбрежная, оглушающая тишина. Казалось невероятным существование больших шумных городов, всего, что окружало ее несколько дней назад.
Вдруг она услышала звонкий голос Васюниного брата. Распластавшись в зарослях конского щавеля, Санко лежал и смотрел в небо. Рядом с ним, держа в руках берестяной бурак, в задумчивости сидела Олюня.
— Вот бы, Санко, упал к нам этот облак, — мечтательно говорила Олюня, показывая на белое, как пена с парного молока, облачко.
— Ну так что?
Вере не хотелось мешать их разговору. Она притаилась, слушая, что ответит Олюня.
— Мы бы взяли нож и разрезали. Он, наверно, сладкий-сладкий, как пряник, — сказала она.
— Не, не упадет, — уверенно ответил мальчик.
— А камни почто с небушка падают? — почесав темную кудлатую голову, снова спросила Олюня.
— Васюня сказывал, что камень — это молния сама. Как он о землю торкнет, так и гром громыхнет.
— Ище скажешь, — с сомнением протянула Олюня. — Тетушка Егориха говорила, что это Илья, старик святой, на телеге по небушку ездит.
— Знает много твоя старуха, — садясь, презрительно ответил Санко и, сощурив глаза, добавил: — Обе вы с ней просвирни-обманщицы.
— А ты сочень! — мгновенно отскочив от Санка, крикнула Олюня. — Сочень, сочень!
— Кто сочень? — спросила, выходя из засады, Вера.
— А никто, — потупилась Олюня.
— Давайте я вам книжку почитаю, — предложила Вера. Санко встал, морща от солнца веснушчатое лицо; забыв, что надо идти в поле, подвинулась ближе Олюня. Вера принесла книгу. Дети слушали. В округлившихся глазах отражались изумление и радость. Ребятишки сидели не шелохнувшись.
Вдруг Вера почувствовала на себе взгляд и обернулась. Навалившись плечом на угол избы, стоял с серпом в руке Васюня. Он виновато улыбнулся, и Вера вдруг увидела, что слегка косящие глаза его не безвольного голубого цвета, как она думала вчера, а почти черные, с горячими искрами.
— Вера Васильевна, — сказал он с болью в голосе, — ну, неуж нельзя было собрать мужиков, друзей-приятелей, да оборониться от этого барина?
— О ком вы, Васюня? — не поняла Вера.
— Да об этом цирюльнике, который невесту увезти не смог.
Вера вспомнила, что накануне дала Васюне рассказ Лескова «Тупейный художник». «Неужели успел прочесть?» — удивилась она.
— Вы знаете, Васюня, мне тоже очень жаль их, но так было, видимо, на самом деле. Ведь описано правдиво?
— Да ведь можно было помогчи, — не сдавался Законник.
— Видимо, нет...
— Я не спал, думал. Никак не выходит из головы.
— Ну, а вы как бы сделали на месте цирюльника? — взглянув пристально на Васюню, спросила Вера.
— Что я... Я человек простой...
— Ну, а если бы пришлось?
— Я бы кликнул мужиков и сказал: обороните, помогите, — ответил он, тряхнув овсяной копной волос, и в глазах у него сверкнули упрямые искринки.
— А ведь мужики-то разные, другие бы и не пошли, сказали, чего нам ввязываться...
— А я бы скликал самых рисковых, которым ни черт, ни барин не страшен, — горячо ответил он.
— Ну, если так, вы, пожалуй, правы, — улыбнулась Вера и пошла за новой книжкой для Васюни, удивляясь ему и чувствуя смутную радость.
На боковой улице, в стороне от серых мужицких изб, словно подчеркивая, что не имеет ничего общего с ними, стоял двухэтажный кирпичный дом Тимы Зобова, по прозвищу Складенчик, известного на всю округу богача.
Вера представляла его себе широколицым, красноносым здоровяком. Но однажды перед их избой остановился сморщенный, сухой старикашка в нечистой холщовой рубахе с позеленевшими медными пуговицами, в расписных с выцветшим узором валенках и засаленном картузе, из-под которого торчали изжелта-белые космы седых волос. Это и был Тима Складенчик. Вовсе не таким сильным и страшным казался этот старик.
Потыкав батожком тропинку, он отшиб в сторону прутик, поддел ржавую железку. Она заинтересовала его. Поднял, прощупал слабыми фиолетовыми пальцами и спрятал в карман.
Потом подошел к Егорихе и сварливым пронзительным голосом закричал:
— Куда глядишь? Опять твоя голодрань все мои огурцы оборвала!
— Да что ты, Тимофей Егорович, неужели наши? — с ужасом произнесла Анисья, потеряв зловещую колдовскую осанку.
— Они, шельмы, а кто еще?
— Я им! — крикнула Егорнха и просеменила за избу.
Складенчик, довольный, пожевал беззубым ртом и уставился бессмысленными глазами младенца на Веру.
— Душить всех голоротых надо, — прохрипел он. — Голь. Нищие нищих родят. Душить на роду надо!
Вере хотелось оборвать старика, сказать, чтобы он не мешал спать детям. Но — сдержалась.
Складенчик постоял, двинулся дальше и вдруг увидел Санка. Сидя на завалинке, мальчик с хрустом ел свежий зеленый огурец. Складенчик поднял батог и ударил Санка по спине, по ногам. Тот взвился и, отскочив в сторону, веретеном закружился на месте. Обхватил ручонками ногу.
— Вот он, вот! — закричал Тима.
Вера видела, что этот злополучный огурец Санко сорвал на своем огороде.
Горячей волной ударил в голову гнев. Подбежав к Зобову, Вера зло крикнула в изрезанное морщинами лицо:
— Уходите отсюда, нечего вам здесь делать! Не ваш он ел огурец!