Горячее солнышко. Рассказы

— Нет. Ей, бывало, что Даша скажет, то она и делает… Пойдём огурцы польём, мне бабушка велела. Гляди, солнце садится.

В огороде стояла кадушка с чёрной водой. Алёна заглянула туда и увидела стриженую беленькую девочку с куклёнком-голышом. А рядом — ещё девочку, побольше, с тёмными косами. Красивую.

Таня дала Алёне черпачок, а себе взяла лейку.

— Набирай воды.

Алёна зачерпнула. Девочки в бочке замутились, распались, только белые пятнышки от платьев на воде.

— Ты очень-то не гляди, там водяной живёт, — сказала Таня. — Так и затянет в бочку.

Алёна ничего не сказала и поскорее пошла с водой вдоль грядок лука и моркови следом за Таней. Одна луночка от моркови была свежая, утренняя. Это здесь Таня с морковиной разговаривала.

«Не буду я с ней дружить, — подумала Алёна. — Нет, не буду».

Земля на грядках была рыхлая и сухая. Листья вяло опустились, но плети были тугие, цепкие, и на них сидели крепенькие, пупырчатые огурчики.

Девочки аккуратно лили под листья воду, чтоб не сбить огурцы. Алёна увидала, как Таня нагнулась, сорвала огурец и спрятала в карман платья.

— А тебе не дам, — сказала она кукле Эльвире. — Дашутка одна там, в лесу, а ты за мою юбку держишься!

Алёна носила, носила воду, черпала её и старалась не смотреть в чёрную кадку. А потом босым ногам стало холодно и плечам тоже. И солнышко ушло за болота, за лес.

— Мне домой пора, — сказала Алёна.

— Завтра приходи, — позвала Таня. — Да ты беги через огороды, здесь калиточка есть.

И Алёна пошла. Она тихо поднялась по ступеням в избу, села с бабушкой ужинать. А потом вдруг вспомнила: «Дашутка-то как?» — и прямо холодно ей стало.

Выбежала на улицу.

— Ты куда? — крикнула вслед бабушка.

— Я сейчас!

Подошла к Таниному дому, а уже темно и кусты тёмные. Вдруг что-то там, в кустах, задвигалось, забелело… А потом ступеньки Таниного крылечка скрипнули, будто по ним поднимался кто-то. Подобралась Алёна к кустам, потянулась за куклой… а её и нет. Нет и нет. Только в Таниной избе дверь хлопнула.

«Ну и хорошо, — подумала Алёна. — Может, я с этой девочкой Таней ещё буду дружить. Там посмотрим».

ЖЕНЯ СОЛОМАТИН

Алёна проснулась утром, а под окном Женя Соломатин. Стоит, босой ногой землю ковыряет. Алёна обрадовалась:

— Женя! Ты откуда взялся?

— Из Марьина…

Этот Женя Соломатин очень медленно говорит, прямо не дождёшься. Он дома, в Марьине, по соседству с Алёной живёт. И они играют вместе.

— Ты теперь тоже здесь, в Цапельках, будешь жить?

— Нет, мы на покос… Полянки выкашивать…

— Кто это «мы»?

— Ну… мы… мужики…

— «Мужики»! — передразнила Алёна. — Ты-то что, косил?

— А то…

— И получилось?

Женя ничего не ответил, опять землю ногой немножко раскопал. Женя Соломатин врать никогда не будет. Раз говорит — косил, значит, так и есть. Только вот не получалось.

Женя в этом году в школу идёт. Он большой. Он много чего знает. А говорит медленно.

— Жень, заходи в избу-то, бабушка нас кашей накормит. Ты меня как нашёл?

— Спросил…

Бабушка Женю прогонять не стала, посадила за стол:

— Давай, жених, ешь за двоих!

— Бабушка! — удивилась Алёна. — Ты откуда знаешь, что Женьку моим женихом дразнят?

— Так ведь вот догадалась.

Женя поел, обтёр ладошкой рот и собрался уходить.

— Ты чего ж так сразу? — заволновалась Алёна. — Мы бы в мячик поиграли.

— Пора, — ответил Женя. — Я ведь при лошади. Обед на покос повезу.

Обидно Алёне: ишь деловой какой! А бабушка и говорит:

— Мы завтра сено сушить на этот покос пойдём.

— А я, баушк? Возьми меня! — закричала Алёна.

— Не проспишь, так и возьму.

— А ты разбуди. Я мигом встану!

ГОРЯЧЕЕ СОЛНЫШКО

Утром бабушка подняла Алёну рано:

— Вставай потихоньку. Сбираться будем. Ай отдумала?

— Что ты, баушк!

Алёна умылась в сенях у рукомойника, белые волосы частым гребнем пригладила.

— На #769; вот платочек. Наденешь потом, — сказала бабушка. — И платье с длинными рукавами бери, руки-то не обгорели бы.

— Зачем, баушк, я ведь и так всё по солнышку бегаю.

— Слушай меня, уж я знаю.

Поели они, попили молока — и в путь. Бабушка кошёлку с собой взяла — яиц положила, картошки, огурчиков. И вот уж шагают по лесной дорожке.

Вскоре свернули в сторону и по мокрым болотным кочкам еле видной тропинкой выбрались к тому месту, где стояли шалаши косарей.

Возле шалаша уже собрались женщины. Грабли, привезённые на телеге, лежали тут же. Кто-то заметил Алёну с бабушкой:

— Ну вот, помощь пришла, теперь и начинать можно!

Алёна оглянулась: Женьки нигде не было. Может, уехали косари? Потом, когда немного стихли женщины, услышала неподалёку:

Вж-их! Вж-их!.. Это косили-выкашивали соседнюю лесную поляну.

— Не разучились ещё! — похвалила бабушка. — А то всё машины да машины, мужикам и силу приложить негде.

— Машины — оно хорошо, — подхватили другие, — да на наших полянах им не развернуться.

— Ничего, пускай мужики кости разомнут.

— Верно!

Алёна боялась — не достанется грабель, разберут женщины. Они, как бы между делом, осматривают их, меняют, всё ищут получше. Но и Алёне остались одни. Ручка у них сухая, тёплая — на солнце нагрелась — и гладенькая, многими руками отглажена. Лёгкие грабельки, ничего.