Горячие моторы

Вот и все. Мой драгоценный мотоцикл, мой любимый и верный товарищ BMW пал смертью храбрых. Теперь мне больше не сесть на него, ему уже не отмерить эти несчастные несколько километров, остававшиеся до Москвы. Размышляя о машине, которой лишился, я совершенно не думал о том, что и сам едва избежал гибели. Меня буквально с ума сводила мысль о потере машины. Я даже на ногах стоять не мог – колени дрожали. И решил сесть.

Усевшись на пустую канистру, я безучастно уставился на воронку. Не знаю, поймет ли кто охватившие меня тогда чувства. Ведь я исколесил пол-Европы на нем, я даже толком и не помнил сколько – спидометр давно играл чисто декоративную роль.

Кто-то резко затормозил. Возле меня возник Вернер. Он прибыл на машине с коляской. Ему нужно было доставить кого-то из тыловиков. В двух словах я объяснил, что произошло.

Дружески хлопнув по плечу, Вернер попытался успокоить меня:

– Ничего, ничего. Уж лучше мотоцикл, чем тебя. Давай-ка забирайся на мой!

Я доложил адъютанту о постигшем меня несчастье, тот разрешил ехать с Вернером. Ну а Вернер ввел меня в курс дела насчет того, что произошло на КП.

Командиров рот вызвали к Старику. Еще до начала совещания всех связных выставили прочь. Из соображений секретности, видимо. На их счастье! Те едва успели отойти на несколько шагов, как вся изба содрогнулась от страшного взрыва и рухнула. Снаряд прошил стену помещения, где собрался наш «мозговой трест». Никому из офицеров не удалось избежать, как минимум, ранения. Посыльные тут же бросились к избе и стали вытаскивать самых тяжелых через перекосившееся окошко. Изба уже пылала, как свечка. Была срочно вызвана санитарная машина, и, надо сказать, прибыла она без задержки – раненых погрузили и отправили куда следовало.

Самым занимательным было то, как решили обойтись с нашим обожаемым адъютантом батальона. Ну, тем самым, который столь презрительно высказался о смерти Герда. Несмотря на все вопли, им решили заняться в последнюю очередь – вытащили только после остальных офицеров. Видимо, по выражению лиц посыльных он все понял. И тут же заткнулся. А санитарная машина уже и без него была битком забита. Вернер доставил оберштурмфюрера Забеля на перевязочный пункт в коляске своего мотоцикла. Мы о нем не горевали!

Для меня было яснее ясного – я остаюсь со своими! Свободно владевший русским языком Альберт постоянно бывал при Старике. И практически не вылезал из командирской машины. Я остался с Вернером, у которого был мотоцикл с коляской.

Мы прекрасно ладили друг с другом. Чувство локтя помогает пережить все ужасы войны. А о товариществе имеет право судить лишь тот, кто в первую очередь думает не о себе, а о своем товарище. А все остальное – трата слов! Мы нечасто употребляли это столь распространенное слово – «товарищество». Потому что для большинства солдат это было нечто само собой разумеющееся.

Мы составляли тройку: наш мотоцикл с коляской («Цюндапп-750»), Вернер и я. Кто желал, тот и садился за руль. Лойсль тоже ездил на мотоцикле с коляской вместе с молодым солдатом-стрелком, последний был и запасной водитель. Лойсль постоянно мотался между штабом дивизии и батальоном. Теперь на наши с Вернером плечи легли все поручения, раньше приходившиеся на шестерых посыльных на мотоциклах без колясок и на двоих, у которых были машины с коляской. Но и численность батальона сильно сократилась, так что мы вполне успевали везде.

Хотел он того или нет, гауптштурмфюрер Клингенберг все же загремел в тыловой госпиталь – настало время всерьез заняться больным желудком. Замещал Клингенберга гауптштурмфюрер Тиксен. Похоже, Тиксен еще не вполне оправился от того, что произошло на КП. Какое-то время ходил, опираясь на палку. И напоминал нам прусского короля Фридриха II Великого.

Мы были свято убеждены, что парад победы на Красной площади в Москве – дело считаных дней. Атаки происходили ежедневно. Мы методично отбивали у иванов одну деревню за другой на участке между Истрой и Москвой. Мы каждый день считали остававшиеся до Москвы километры – 40, 35, 30… Господи, знай мы все наперед!

Охватившая было нас всех депрессия после одного боя, в котором нам пришлось поучаствовать в снег и мороз и без соответствующего зимнего обмундирования, улетучилась без следа благодаря успешному развитию наступления на Москву. Мы первыми вошли в Белград, ну а почему бы не въехать парадным маршем в Москву? Разумеется, все кругом ныли и ворчали, как и прежде, но, несмотря на нытье и ворчание, в воздухе витал дух скорой победы.

Операции теперь, причем успешно, совершали настолько малочисленные группы, что наш инструктор по тактике лишь криво улыбнулся бы, расскажи мы ему об этом.