Горячие точки на сердце

— Что мы все черкесы да черкесы, — хитро улыбнулся генерал Матейченков. — Твои карачаевцы тоже большие любители помитинговать. Может, и еще чего любят — правда, таких сведений у меня нет.

— И быть не может.

Оба вышли из машины и остановились у калитки, за которой заливался пес, гремя цепью.

— Я никого не виню и никого не оправдываю, — произнес Семенов. — Но если черкесы во всю ругают и поносят карачаевцев, разве последние могут это стерпеть? Сам, небось, слышал, ходишь ведь на митинг?

— Хожу.

— Значит, сам все видишь и слышишь.

— К сожаление, Москва многое не понимает.

Семенов вздохнул:

— Мне от этого не легче.

— Да и мне.

Прощаясь, Семенов сказал:

— Послушай, товарищ полпред, у меня к тебе просьба к тебе будет одна…

Обещай, что выполнишь.

— Если в моих силах…

— Забудь адрес, по которому ты меня привез.

Матейченков улыбнулся:

— Уже забыл.

— А твои ребята? Те, что в машине.

— Могила, — заверил полпред.

* * *

Машина, в которую селе таинственная незнакомка, через минуту-другую скрылась из вида, а Завитушный долго стоял на месте, размышляя. Да, эта дамочка — не простая штучка, если ее сопровождает шофер с машиной. Может, не шофер, а кто-то другой? Например, муж. Если муж — то он бы не остался один, а пошел с ней в духан. Ничего непонятно…

И он решил завтра на митинге, где она постоянно начала бывать, понаблюдать за ней. Хотя бы просто так, из чисто спортивного интереса. Да и потом, русских она уж больно страстно ненавидит, просто пышет на них злобой, разве что яд с языка не капает…

Ждать пришлось недолго, молодая женщина, как штык, появилась на митигне на следующий день.

* * *

…Пообедав в духане, Матейченков и Завитушный возвратились на митинг. Зной, кажется, еще больше усилился.

— К грозе, видать, парит, — заметил Сергеич и поправил неизменную кожаную кепку.

— В воздухе пахнет грозой, — подтвердил генерал.

— Особенно на митинге.

Едва выйдя из подвальчика, в котором располагался духан, Матейченков натянул пониже картуз с широким козырьком, отбрасывавшим тень на лицо.

Митинг был слышен еще за квартал, он ровно гудел, напоминая шум прибоя, и изредка взрывался криками — то ли неприятия, то ли одобрения и согласия.

— Народу прибыло, — заметил Матейченков, когда они подошли к беспорядочной толпе.

— Люди силенок после обеда поднабрались, — пояснил Завитушный.

— А жара?

— Мы к ней привычные.

Помогая себе локтями, они начали вдвоем продвигаться к своему излюбленному месту — близ поставленной на-попа пустой цистерны, служившей трибуной для всех, желающих выступить.

С ними беззлобно переругивались, но дорогу уступали. Матейченкова, похоже, никто не узнавал. Впрочем, внимание каждого было приковано к очередному оратору.

— Я вчера с ребятами нашими из охраны общался, — шепнул Завитушный. — Слышу от них: Керенский да Керенский. «Какой-такой, — говорю, — Керенский?» — А это они, оказывается, так Иванова прозвали.

— Какого Иванова? — не врубился полпред.

— Ну, Игоря Иванова.

— Новоиспеченного руководителя КЧР?

— Его.

— Метко, ничего не скажешь, — улыбнулся Матейченков. Значит, временный правитель?

— Вроде того.

— Народ как прилепит кликуху — мало не покажется.

— Не такой он простой, этот Игорь Иванов, — покачал головой Завитушный, не спеша продолжая прокладывать себе дорогу.

— А что?

— Вроде ребята слышали, как он в узком кругу, сразу после своего назначения, заявил: заберу, мол, в свои руки все бразды правления, дробить власть не позволю.

— Так все временные наполеончики говорят.

— Он говорит не только это.

— А что еще?

— Порядок в республике, говорит, наведу железной рукой. Неважно, сколько для этого понадобится крови пустить. А всех, мол, чужаков, дай только срок, вымету из республики железной метлой.

— Это каких чужаков?

— В этом весь вопрос.

Матейченков замедлил ход:

— Это уж не наполеончик, а целый Наполеон получается. Только не торт с сахарной пудрой.

— Как бы он и впрямь дров не наломал.

— Не дадим, — твердо произнес генерал Матейченков.

— Может, он по пьянке трепался?

— У трезвого на уме, у пьяного на языке.

Наконец они нашли свободный пятачок и остановились. С трибуны очередной оратор нес несусветную чушь. Это был явно приблудный мужичонка, не принадлежавший ни к одной из партий. Решил. видно, попробовать силенки в речевом жанре. Впрочем, толпа, которой обрыдли стандартные взаимные обвинения и постоянные призывы к активности, внимала новичку благосклонно. Кое-где слышались смешки и подначивающие реплики.

— Кстати о наполеончиках. Ты с Хубиевым знаком? — поинтересовался Матейченков.

— Непременно. Это наше все.

— В прошлом.

— А может, и в будущем. Это как повернется.

— Ты это серьезно?

— Вполне.

— Откуда он вообще взялся, Владимир Хубиев?

— Это сюжет, достойный пера Шекспира. Начинал он, правда, как заурядный чиновник.

— А потом правил республикой целых двадцать лет, — добавил Матейченков.

— Так растут советские люди.

— Как он выдвинулся?

— Очень просто, Всю свою сознательную жизнь Владимир Хубиев отличался популизаторством.

— Популяризаторством? — удивился Матейченков.

— Я сказал то, что хотел сказать.

— А, понятно. Но ведь он не одинок в этом пристрастии?