Горячие точки

Выехали мы на место заранее. Осмотрелись. Обстановочка такая: дорога-серпантинка над ущельем вьется, в конце, за поворотом резким – площадка небольшая. Открыта метров на сто, вплотную с группой захвата не подойти. Из оружия, по-снайперски, тоже работать опасно. Выбить одного-двух бандитов можно, но любая осечка, промах, рикошет – и наши тоже полягут.

Поэтому, порешили так: отдадут ребят – пусть убираются, рисковать не станем. Можно будет ими попозже заняться, с толковой подготовкой. Но, чтобы не обманули они нас, какую-нибудь подлянку не устроили, мы ниже по дороге засаду выставили: два моих омоновца с гранатометом и прапорщик из сборной команды – старшим. А в «зеленке» над площадкой – я еще с одной группой для наблюдения и прикрытия.

Мои группы выставились с раннего утра. И правильно сделали. За несколько часов до встречи начали чеченские разведчики лазить. Раньше по этой дороге раз в два-три дня, может, кто проезжал, а тут – то пацан на велосипеде кататься надумал, то «жигуленок» проедет (и у водителя с пассажиром головы на триста шестьдесят градусов, как локаторы, вертятся).

Подходит время. Подъезжает Магомед с ребятами на своем УАЗике, втроем. На дорогу вышли, деньги в целлофановом пакете держат. А тут уже пост снизу докладывает:

– Командир, УАЗик пастуха едет!

Точно: подъезжает, остановился. Вышли из него двое, в камуфляже, бородатые, вооружены до зубов. Видно, что и оружие наготове, и сами на взводе. А должно быть их трое, не считая водителя. Еще один, значит, – в машине, с пленными. Но не видно: кузов без окон, весь металлический. Надо же, как удачно у пастушка машина оборудована! Может, конечно, это для баранов сделано: чтоб не нервничали при переездах. Но и людей воровать удобно.

Я к биноклю прилип. Снайпер мой рядом тоже замер, от прицела не отрывается: ожидать от этих ухарей чего угодно можно. Пересчитали «индейцы» доллары, старший с деньгами в машину вернулся. Смотрю: дверка салона пошире открылась и стали ребята Магомеда из машины выходить. Я посту нижнему по рации шепчу:

– Пошла передача, но не расслабляйтесь, подъезд к площадке контролируйте.

Тут слышу: снайпер мой бормочет: «Что это с ними?», – у него-то на прицеле увеличение четырехкратное. А у меня бинокль мощный – двадцатка. Глянул, тоже понять не могу: у Магомеда все ребята – кавказцы, у них от природы лица смуглые, а тут – белые, будто мелом их вымазали. Может, подмена какая, провокация? Да нет, вроде обнимают их наши, в сторонку отводят. Трое пленных высадились, а четвертого нет. Тот бандит, что еще у машины оставался, за ним в салон полез. «Неужели, – думаю, – бедному парню так досталось, что ходить не может?»

И тут понеслось все вскачь!

Взревел УАЗик, да как рванет с места! А из салона, вместо четвертого парня – мешок полиэтиленовый вылетел и прямо Магомеду под ноги покатился. Вскинули ребята оружие, но куда там: машина уже за поворот заскочила. Я смотрю во все глаза, что там такое? Не бомбу подкатили?! И тут Магомед догадался: схватил мешок, поднял и ко мне повернул, а сквозь пленку прозрачную на меня голова мертвая смотрит!

Как во мне все вскипело, аж туман розовый в голову ударил. Падлы! Палачи! Нелюди! Кричу в рацию:

– Засада! Машину уничтожить!

А прапор, вместо того чтобы команду выполнить, умничать начинает:

– Передача состоялась? На каком основании я должен открывать огонь?

– Стреляй, это приказ! Я отвечаю!

– Я не могу без оснований открывать огонь, если заложники освобождены!

Вот идиот! Напичкали его уставами и инструкциями, научили решений не принимать: как бы чего не вышло. А секунды идут, летят, молотками по мозгам грохочут! Вот-вот уйдут убийцы.

Задавил я себя. Ровным голосом говорю:

– Вернули троих. Вместо четвертого – отрезанная голова. Прапор собрался было еще что-то вякнуть, но слышу, исчез из эфира, а по рации – голос старшины-омоновца:

– Вас понял.

И через секунду удар сдвоенный: РПГ лупанул! А на добавку – два автомата вперехлест.

Мы – бегом вниз. Магомед освобожденных ребят с охраной оставил, а сам следом – на ходу нас на своем УАЗике подхватил.

Подлетаем: лежит «таблетка» под обрывом. Дымится, но не горит. Вся, как решето. По ущелью баксы порхают. Спустились мы: два боевика – в куски, старший их – поцелее, но тоже готов. Водителю-пастуху кумулятивной струей досталось, полголовы срубило.

Прапор трясется, ноет:

– Кто за это отвечать будет? Пастух ведь мирный был! Ребята – омоновцы, смотрю – тоже занервничали. Говорю им:

– Молодцы, мужики! С неприятностями разберемся. Ваше дело маленькое: вы по команде действовали. Кто, да что, да как – не знали и знать не могли. Я за все отвечаю. Ясно вам? А ты (это – прапору) уматывай с глаз моих. И если еще хоть полслова вякнешь, в порошок сотру!