Горячие ветры

Гауптман при помощи двух солдат спрыгнул из кузова грузовика и строевым шагом подошёл к беседующим. По-русски обратился к Любе:

– Что случилось, крестьянка? Почему вы не выполняете указания достойного представителя немецкой кинохроники?

Люба смело посмотрела ему в глаза и нараспев сказала по-немецки:

– Герр гауптман! Я бы предпочла говорить с вами на вашем родном языке. По-русски вы говорите хорошо, но пусть здесь вы снова вспомните о родине.

Капитан довольно загоготал:

– Действительно, фройляйн! Я привык по-немецки отдавать только команды и, к сожалению, даже и о расстреле. А вы так хорошо говорите по-немецки, откуда это?

Кинооператор тактично отошёл от офицера на несколько шагов и стал настраивать аппаратуру. Нацелил объектив на девушку и на капитана, и кинокамера застрекотала.

Гауптман по-отечески поправил спутанные волосы девушки и вкрадчиво сказал:

– Фройляйн! Я, возможно, бестактен, беседуя с вами здесь, но я готов навестить вас дома, а может быть, даже и поселиться в ваших покоях.

Люба растерялась. В это время к немцу подскочил шестилетний Костик и сжал кулаки:

– Не смей трогать мою сестру!

Гауптман недовольно повернулся и хотел было пнуть мешающего его галантной беседе мальчонку. Но потом передумал, достал из кармана теплого плаща с подбоем небольшую шоколадку и протянул её ребенку:

– Может быть, мы будем ещё и родственниками, поэтому не кричи на меня.

И осклабился, показав ровные белые зубы.

Люба тихонько шепнула брату:

– Костик! Возьми шоколадку и скажи по-немецки «спасибо»!

Тот понял, что сестра затеяла какую-то игру и подчинился:

– Данке шен, герр гауптман!

Затем он учтиво взял шоколадку двумя пальцами и стал её внимательно рассматривать. Довольный гауптман потрепал его по голове, а кинооператор продолжил съемку.

Затем он направил кинокамеру на толпу, и все стали послушно улыбаться. Сделала это и мама Любы и Костика, потому что поняла, что немцам это надо для чего-то и, видимо, от послушания местных жителей будет зависеть будущее деревни.

Гауптман широко раскинул руки и со всей доброжелательностью, на которую он был способен, произнес:

– Я и вверенное мне подразделение по охране штаба дивизии благодарим вас, московиты, за проявленное к нам внимание.

В это время ему навстречу двинулись семидесятипятилетний местный житель Игнат и батюшка из храма, что в деревне Крюково. Его привезли сюда несколько автоматчиков и разъяснили, что он должен делать.

Батюшка вздохнул и произнес:

– На всё воля Божья, и пока мы вам, супостаты, будем подчиняться.

Немецкий переводчик перевёл так, что выходило, будто бы он готов принять новую власть. Кинооператор, радостно двигаясь по мёрзлой земле, снимал и снимал. По его разумению, киноэпизод выходил удачный. Он отступил на несколько шагов, чтобы лучше было видно, как гауптман ломает каравай и макает краюшку хлеба в солонку.

Дед Игнат хотел было прошептать «жри, скотина, и подавись!», но вовремя сдержался, потому что понял, что если гауптман хорошо говорит по-русски, то реакция с его стороны может последовать самая непредсказуемая. И от покорности Игната во многом зависит судьба деревни Жилино.

Пожевав кусочек хлеба, гауптман запил стопкой водки и слегка скривился. Все жители внимательно наблюдали за его действиями.

Затем гауптман неожиданно обратился к людям:

– А вы довольны приходу немецких войск в вашу деревню?

Люба дипломатично ответила:

– Раз уж вы добрались и до нашей деревеньки, то, значит, войск у вас много, сила ваша велика, и я уже даже видела семнадцать танков и три зенитных орудия. А сколько же идёт ещё и на Москву!

Гауптман покивал ей и добавил:

– Танковая армия Гудериана и почти шестьсот тысяч немецких солдат готовы промаршировать по Красной площади. Так что вы правильно говорите о мощи вермахта, Люба!

Съёмка окончилась. Немецкие солдаты стали показывать жителям, чтобы они расходились. Гауптман взял присмиревшего Костика за руку и подвёл его к матери:

– Возвращаю вам вашего смелого малыша, но в следующий раз скажите ему, чтобы он был почтительнее с солдатами немецкой армии, а перед офицерами стоял навытяжку.

Костик обидчиво опустил голову.

Затем гауптман сделал знак двум солдатам, и они подошли к нему:

– Я расположусь в квартире этой доброй крестьянки. Думаю, что не будет возражать и фройляйн Люба. Возьмите мои вещи из кузова грузовика и отнесите в их дом. Я подойду позднее.

И он стал с дедом Игнатом договариваться: где и по сколько солдат разместят в крестьянских избах.

Валентина Никаноровна наклонилась к Костику и тихонько шепнула ему:

– Сынуля! Быстренько убери все фотографии дедушки и отца из горницы и из спальни. Заверни в холстину и спрячь в закутке в сарае.

Мальчик всё понял и быстро побежал вперёд.

Немецкие солдаты покорно тащили три огромных чемодана. Люба специально замедлила шаг и стала разговаривать с солдатами по-немецки. Её внимание было им приятно, и все они с удовольствием переговаривались.