Горячий 41-й год

Полковник замолчал, но увидев удивление в глазах подчинённого, продолжил: – Курт, я как командир полка знаю гораздо больше чем ты, командир роты. Дела у нас идут блестяще. Мы опережаем график продвижения вперёд на два дня. Поэтому один день больше, один день меньше на нашем продвижении не скажется. Тем более, что главное направление нашего наступления проходит вдоль Минского шоссе на Москву, а мы так: прикрываем правый фланг….

Хочу сказать ещё больше: перед тем как послать тебя, командир дивизии довёл до меня следующую информацию. На основном направлении мы глубоко вклинились в оборону русских и чтобы не попасть в окружении, советы вынуждены сегодня ночью уйти от переправы. Так что вот такая общая ситуация.

И вот я – старый, битый волк потерял выдержку, поддавшись общему воодушевлению, решил тоже вспомнить молодость и немного полихачить. Так я и послал тебя на переправу. И то, что случилось с тобой – это моя божья кара за самонадеянность. Так что, Курт, прости меня. И как ты думаешь – Завтра твой сумасшедший майор будет обороняться или уйдёт?

– Господин полковник, – горячо заговорил Зейдель, – вы ни в чём не виноваты. Это я потерял бдительность и не выполнил ваш приказ. А если майор не уйдёт, то завтра принесу вам его голову….

– Ну, ну… Курт, не надо так горячиться и уподобляться этим варварам. Завтра берёшь остальных своих солдат, на мотоциклы и за танками. Я верю, что ты сумеешь завтра переиграть своего майора. Ну, а если ты его завтра приведёшь ко мне живым, я готов всё предать забвению…

Это было вчера, а сейчас этот русский майор длинными очередями добивал последних подчинённых обер-лейтенанта и он, Зейдель, ничего не мог поделать. Не было бы раны – можно было вскакивать, подавать команды, перебегать с места на место, всё ближе и ближе приближаясь к своему смертному врагу и уничтожить его. Плевать на всё, на цивилизованность, на сотни лет европейской культуры. ПЛЕВАТЬ…. Отрезать голову и принести её уважаемому полковнику и командиру.

И Зейдель, собрав все свои силы, вскочил с земли, непрерывно двигаясь, дал несколько очередей, упал, перекатился, не замечая боли, вскочил и снова вперёд. Пули жужжали над ним, вокруг него, кругом слышались крики поражаемых пулями солдат, поднявшихся за своим командиром, но ничего уже не могло остановить обер-лейтенанта жаждущего мести. Тем более что он уже видел лицо майора, лежащего за пулемётом и русского унтер-офицера рядом с ним. Осталось двадцать, пятнадцать, десять метров….

Зейдель застонал, перекатился на раненый бок, ещё сильнее задвигал ногами, подымая столбики пыли и не понимая, что в атаку он идёт в горячечном бреду, в который провалился из-за большой кровопотери. Но он продолжал бежать вперёд, рваться к этому ненавистному русскому и наконец– то потерял сознание, избавив себя от дальнейших терзаний.

* * *

Очнулся я как-то сразу и, открыв глаза, вскинулся на мгновение, но от сильной слабости, тупой боли в голове и головокружения опять завалился на спину.

– Ну, ну, товарищ майор, не надо так резко. Спокойнее…, – послышался голос Увинария и он тут же появился в зоне видимости. Рядом с ним показалась голова Петьки, из-за него высунулась без такой привычной фуражки голова старшины. Облегчённо вздохнув, я снова потерял сознание.

Очнувшись второй раз, чувствовал себя гораздо лучше, открыл глаза и, повернув голову набок осмотрелся. Небольшая, закрытая со всех сторон густым и высоким кустарником полянка, где вповалку спали мои подчинённые и двое незнакомых мне бойцов. Бодрствовал лишь Белкин, который с автоматом в руках медленно двигался по периметру полянки, прислушиваясь к гулу техники, доносившийся издалека от дороги.

Медленно приподнялся, сел, потом тихо, с еле слышным кряхтеньем встал, боясь всплеска боли и опасаясь предательской слабости, но обошлось. Я стоял, целый и невредимый лишь тупо болела вся голова. Поднял руки и ощупал её, здесь была только большая шишка на темени – она то и болела, но крови не было.

Ко мне подскочил озабоченный Белкин: – Товарищ майор, нормально вы?

– Нормально, нормально… Долго…, я валялся?

– Да нет. Правда, первый раз часа четыре, а когда второй раз вырубились – то часа на два…

Услышав наши голоса, зашевелились остальные и через минуту все сидели вокруг меня, за исключением Белкина, который продолжал наблюдать за окружающей обстановкой.

– Что хоть со мной произошло? – Я снова осторожно пощупал шишку на голове и повернулся к сержанту.

– Мина, товарищ майор… Мина разорвалась на верхушке дерева и вам на голову упал вот такой здоровенный сук и вы мигом отрубились. Я за пулемёт, а немцы лезут и лезут, а тут лента, зараза, кончилась. Хватаю вас и потащил. Сам вроде бы не хлипкий, а тяжело… не успеваю. Залёг, и с автомата давай поливать. Думал всё. Ну…, немцы вот они…. А тут из кустов выскакивает Петька с пулемётом и с Николаем, – Увинарий кивнул головой на Белкина, – а с ними ещё два бойца, вон тех. Петька сразу с руки стрелять начал и его от отдачи как начало мотылять по кустам…