Горячий Декабрь

Плечи мужа напрягаются. Но он не поворачивается, только крепче хватается пальцами за пластик подоконника. Того и гляди – треснет!

Уже трещит…

Муж разжимает пальцы.

– Пресный брак, Манюня. Пресный. От преснятины все идет. Прими этот урок в наказание и исправляйся, иначе будет тебе развод и девичья фамилия.

Охренеть. Он еще мне и разводом грозится?!

– В случае развода сына я при тебе не оставлю, – добавляет муж негромко и выходит, так и не посмотрев на меня.

Глава 2

Мартина

Вот так просто!

Привычная жизнь вдребезги. В осколки разбивается. Становится пылью, а я ничего не могу поделать. Только стою в коридоре и смотрю на свое отражение: волосы темно-рыжие, почти коричневые, разделены ровным пробором надвое, собраны в аккуратный бублик, украшенный кружевной сеточкой. Щеки у меня почти всегда румяные, даже красить их не приходится, а от эмоций так вообще горят. Брови широкие… Людка мне как-то сказала, что надо бы эти кусты привести в порядок, но у меня ровные, широкие брови и без всякого начесывания и ламинирования, к которому постоянно прибегает сама Людмила, чтобы сделать тоненькие и жиденькие бровки пушистыми.

Так, может, брови у меня не такие уж ровные и красивые?

Бублик на голове и пробор – скучный.

Во что я одета? Брючки длиной три четверти и объемная толстовка. на ногах суперудобные лоферы. Может быть, так уже никто не носит?

Во что одета сама Людмила? Старается всегда быть женственной! Всегда на каблучке, пусть небольшом, но все-таки.

Чем дольше я смотрю на свое отражение, тем сильнее понимаю: Декабрин прав.

Я скучная. Наискучнейшая.

Кручусь перед зеркалом, пытаясь принять соблазнительные позы, улыбнуться, а выходит так, словно мартышка копирует поведение человека. Тьфу… И фигуры у меня никакой. Стройность после родов вернулась быстро, грудь во время вскармливания была аппетитной, однако после его прекращения пришла в норму. А я же помню, как мужу нравилась моя грудь, пока я кормила Мирошу. Как он играл с ней, сколько всего неприличного и пошлого вытворял, как трахал меня жарче, чем обычно…

Куда все это ушло?

Я скучная, и он меня больше не хочет? Или пока хочет, но не только меня. И как быстро это перейдет просто в «у меня на тебя не стоит, и трахать я буду других».

Что же я могу с этим поделать? Уйти? На развод подать?

Конечно, могу! Могу… Но хорошо знаю, что Декабрин на ветер слов не бросает. Он вообще конкретный мужик, как говорил сам про себя. Сказал – сделает.

Пообещал, что если я подам на развод, то заберет Мирона, значит, так и сделает.

И никак иначе.

Не могу допустить, чтобы он забрал у меня сыночка. Мы долго не могли завести малыша, и вот, когда наконец это случилось, сынишка стал центром моей жизни. Я все-все для него! Ради него…

А муж в это время начал смотреть и трахать других.

В одной из дальних спален хлопает дверь. Я понимаю, что так и стою возле зеркала.

Пакеты брошены возле порога. Все яйца растеклись лужицей на пол.

Надо собраться. Прибрать…

Наклоняюсь, подбираю. Собираю, вытираю. Мою тщательно полы.

Я чистоплотная и старательная. Но теперь тряпка в руках не держится! Возюкаю ею по полу, а к кончику носа слезы стекают предательские. Кому нужно мое старание?!

Людка вон… Никогда сама уборкой не занимается. Нанимает уборщицу, к ней приходят два раза в неделю – и все, а она в это время…

Тьфу, зациклилась я на ней. А как иначе?

Ведь мой муж выбрал не любую девушку с улицы, но мою подругу! Она все-все обо мне знает. Я с ней как-то даже в подвыпившем состоянии делилась откровениями о том, что в сексе нравится моему мужу. Ну, обсуждали мы мужиков, к месту пришлось.

Наверное, она это на практике применяет!

Новый приток слез.

Перетаскиваю пакеты на кухню, разбираю их без энтузиазма.

Рядом звучат уверенные мужские шаги, начинаю расставлять банки-склянки бодрее, вытираю слезы, отворачиваюсь. Не хочу, чтобы муж видел, как я реву.

Однако краем глаза замечаю, что муж на меня и не смотрит даже, просто собирается в коридоре, наводит последние штрихи: надевает любимые часы, поправляет галстук. Рубашка вот-вот треснет на его широких плечах.

– Я в офис. Вечером с пацанами в сауну, – информирует.

Хочется спросить: будут ли там шлюхи? Но что-то удерживает меня от этого. Остатки гордости…

Я лишь раскрываю холодильник и швыряю на полку банку ни в чем не повинного зеленого горошка.

– Я тоже!

Шаги замирают возле двери.

– Что? – спрашивает муж. – Что это значит? Я сказал, что с пацанами. В сауну. Ты говоришь «я тоже». Что – тоже? В сауну с пацанами?

– Тоже… Не буду. Дома. Ужин отменяется. Смысл мне здесь сидеть? Мирон будет у мамы. Я подумала, у него все равно через день каникулы, пусть побудет у нее в гостях.

– Растютькает мне пацана. Ты и так патлы ему отрастила, как девчонке. Если не сострижешь и не сделаешь ему мужицкую стрижку, заберу с этих танцев, отдам на бокс, оболваню, нах. Под машинку. Пусть мужиком растет!

Я крепко стискиваю пальцы в кулачки. Даже не видя мужа, хорошо представляю, какое у него сейчас лицо, как он поджимает губы, и как глубоко посаженные глаза кажутся еще глубже и мерцают из-под густых бровей.