Горячий декабрь

Она сжала его руку и улыбнулась. Было приятно делать это - держаться за руки за столиком на глазах у тех, кто может увидеть их вместе. Не то чтобы кто-то обращал на них внимание. На работе у Яна были деньги, костюмы, весь такой аккуратный – босс – в то время как она ходила в грязной рабочей одежде, сварочной маске и зарабатывала восемнадцать баксов в час. Такие разные миры... но не здесь, не сейчас. Он был одет в джинсы и футболку. Такие сексуальные волосы, взъерошенные от серой вязаной шапки, а ее волосы были взъерошены от кульбитов по кровати. Они были похожи на тех людей, которые зависают в пабе в Маунт Худ. Они были похожи на пару. Ей это нравилось. Он ей нравился. Она давно была влюблена в него. Было мило, что, наконец, он ей еще и нравился.

Подошла официантка, убрала грязные тарелки и налила им воды. Ян заказал орегонский черничный коблер на двоих и сказал официантке «спасибо» и «не торопитесь», Искра работала официанткой, чтобы оплатить уроки искусства, когда ей было восемнадцать и девятнадцать, и с тех пор научилась узнавать людей по манере вести себя с официантами. Ян прошел проверку.

– Ты заказал десерт? – удивилась она. – После всей этой еды?

– С завтрака ничего не ел. Ты ведь мне поможешь?

– Я попробую, но не обещаю. Зачем я съела всю картошку?

– Потому что здесь подают портлендский кетчуп.

Она показала на него пальцем.

– Верно. Либо ешь картошку, либо пей прямо из бутылки.

– Я знал, что тебе тут понравится. Поэтому сюда и переехал. Снег и лес, и лыжи, и вся эта скукота, которая не идет ни в какое сравнение с ней. С едой.

– Да ты мудрец, Ян Эшер.

Его глаза широко распахнулись.

– Что? – не поняла она.

– Прости. Все никак не могу привыкнуть к тому, что ты мила со мной. Такой диссонанс.

Она подмигнула и вздохнула.

– Да, я была довольно строга к тебе. Ты это заслужил, но, все же… может быть, я чуть перестаралась.

– Все хорошо, – заверил мужчина. Он взял салфетку и стал рвать на кусочки. Нервная привычка? Ей нравилось, что она могла заставить его нервничать даже после инцидента с фырканьем. – Но я должен спросить... ты, правда, уходишь, потому что хочешь новую работу? Или ты уходишь из-за того, что произошло между нами?

– Я ухожу, потому что хочу новую работу, – сказала Искра. – Дело в том... та менора, которую я сделала для тебя, это моя первая работа за последние несколько месяцев. Я уставала от работы, отвлекалась, была подавлена, обескуражена, зла... У меня не было ни эмоциональных, ни физических сил, чтобы заниматься этим. Это ужасно лишаться тех мелочей, которые делают тебя человеком.

– Мне жаль, что ты оказалась в таком плохом положении.

– Это не твоя вина.

– Правда?

– Ну... не полностью твоя. Я бы солгала, если бы сказала, что разрыв не является причиной того, что я в таком положении. Но есть еще много другого. Я выставлялась в галерее Моррисон в Портленде шесть месяцев и ничего не продала. Ничего. Не то, чтобы я занималась скульптурой ради денег. Не в этом дело. Дело в том, что, когда кто-то покупает твое искусство, это самоутверждение. Ты рисуешь картину, и твои родители вешают ее на холодильник, потому что так поступают родители. Неважно, что это рисунок вашего дома, и деревья похожи на кошачью блевотину, ребенок это нарисовал, значит, на холодильник. Но когда незнакомец, совершенно незнакомый человек, выкладывает десять тысяч долларов за скульптуру, сделанную тобой, это так круто. Это круче, чем секс.

– Лучше, чем секс?

Она кивнула.

– Много людей на этой планете хотят трахаться. Не так много людей на этой планете могут продавать свои работы за десять тысяч долларов и больше.

– Это правда. Я просто трахался и не мог заниматься скульптурой, чтобы спасти свою жизнь.

– Быть скульптором – дело моей жизни, – сказала она. – Когда ценят дело всей твоей жизни... это единственная важная вещь для меня. Искусство – моя религия.

– Я не художник, но примерно понимаю твои желания. Один из друзей отца владеет огромной строительной компанией в Сиэтле. Он пытался увести меня у отца. Предложил мне большую прибавку, большой офис, все такое. Мне пришлось отказать, иначе у отца был бы сердечный приступ, но этот момент был одним из лучших, когда понимаешь, как ты невероятно хорош в своем деле. Этот парень не мой отец. Я не его сын. И он все равно посмотрел на мою работу и сказал: «Да, мы хотим этого парня, и я готов рискнуть нашей дружбой, чтобы Ян Эшер работал на меня, потому что Ян Эшер – то, что надо». Это было очень ценно.

– Ты меня понимаешь.

– Понимаю, – подтвердил он. – Итак... Я так понимаю, ты не позволишь мне купить твои скульптуры из галереи?

– Если бы ты так поступил, я бы не захотела видеть тебя снова, – сказала она всерьез.

– А что, если вместо покупки одной из скульптур, я бы ее украл?

Она задумалась, потирая подбородок, прищурилась и, наконец, кивнула.

– Неплохая идея. В газетах появилось бы мое имя. Кража предметов искусства – это международное преступление. Но у меня идея получше. Ты скажешь мне, что нужно сделать, и я это сделаю.

– Ты не обязана…