Горячий доктор (ЛП)

Его ответ — глубокий, голодный стон, и это разжигает огонь внутри меня. Сейчас мы целуемся без запретов. Мэтт обхватывает моё бедро, поднимая мою ногу. Моё платье задирается по пояс, а его рука поднимается выше, скользя по моей разогретой коже бедра. Мой желудок сжимается в ожидании. Обжигающее желание захлестывает мой организм.

Мы целуемся, пока у меня не начинают болеть губы, пока мне не требуется оторваться, пока у меня не начинается головокружение и безрассудная необходимость. Если бы у меня была бутылка воды в пределах досягаемости, я бы вылила её себе на голову. На всё, к чему он прикасался, мне кажется, что моя кожа горит. Это обжигает. Это разжигает. Это заводит меня до такой степени, что хочется сорвать одежду, царапать ногтями и безумно кусать зубами.

Мои руки на брюках от его костюма, и я вошкаюсь с пуговицей, словно дай мне, дай мне, дай мне.

Я хочу, чтобы он толкнул меня к этой стене и закончил моё трехлетнее затишье. Наконец, хочу узнать, каково это, когда Мэтт врезается в меня и теряет контроль, прижимается своими бёдрами ко мне и... говорю об этом ему. Каждое слово проливается через край, и Мэтт ругается сквозь зубы и дёргает мои трусики, пытаясь стянуть их с моих бёдер, и Иисус.

— Просто порви эту чёртову вещь! — умоляю я, почти в слезах.

Он так и делает, и засовывает их в карман. Проклятье, это были мои хорошие трусики, но к черту, потому что пальцы Мэтта между моих бёдер, я видела, как он оперирует этими руками, но то, что они делают со мной. Это... это...

БОЖЕ МОЙ.

Его рука скользит туда-сюда, и ему нравится, как я готова, насколько очень-очень-очень мокрая. Для него.

Он прижимает рот к раковине моего уха и говорит, как хорошо я ощущаюсь, когда его палец скользит во мне.

Мой рот открывается, и я на сто процентов не уверена, что не сломала челюсть, потому что ДОКТОР РАССЕЛ медленно достаёт палец и добавляет второй, и это нежное покачивание не такое уж и нежное. Я трусь о нижнюю часть его ладони, пока он поворачивает нас левее и толкает меня к стене. Это почти унизительно, как легко я сдалась, как легко два маленьких (ладно, больших) пальцев могут заставить меня урчать, как кошка.

— Я хочу тебя, — резко прошу я, звуча почти одержимой необходимостью, но он единственный, кто мыслит ясно, потому что качает головой и использует подушечку своего большого пальца, закрутив в том самом месте, которое заставляет скрючиваться мои пальцы и закрыть глаза.

Несколько первых волн наслаждения начинают зарождаться внутри меня, но Мэтт прекращает свои движения, что ещё больше заводит меня, прежде чем его большой палец возвращается, вращаясь достаточно медленно.

— Нет времени, — настаивает он, его голос бархатный и командующий, прежде чем он подавляет мой протест своим ртом. Его зубы прикусывают мою губу, и Мэтт немного груб, но я знала, что так будет. Мягкость, которую он скрывает от всего мира, теряется и в этот момент. Человек, который делает со мной грешные вещи в этой ванной, это тот же человек, который вдохновил дьявола на картину в комнате отдыха. Это горячий хирург со всей уверенностью мира, мужчина, который пугает меня так же, как и возбуждает.

Мэтт отстраняется и смотрит на меня с прикрытыми глазами, его пальцы продолжают меня медленно убивать. Его слабая ухмылка говорит мне, что он доволен каждым моим стоном и нытьём.

За исключением одного бедра, прижимающего меня к стене и его раскачивающихся туда-сюда пальцев, он не прикоснулся ко мне. Мэтт по-прежнему остаётся таким, достаточно отстраненным, что он может наблюдать за тем, что со мной делает. Возможно, позже я буду смущена своей покрасневшей кожей и опухшими губами, но прямо сейчас мне нравится, когда он смотрит на меня. Мне нравится позволять ему делать это со мной.

Большой кулак стучит в дверь ванной, и я от неожиданности подпрыгиваю.

Пальцы Мэтта двигаются во мне.

Дверная ручка трясётся и глубокий голос спрашивает:

— Здесь кто-то есть?

Большой палец Мэтта вращается быстрее, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы не заплакать.

Его взгляд находит мой, и он качает головой, прижимая палец к своему рту.

Ещё раз стучат, человек становится ещё больше нетерпеливым. Половина моего ума хочет закричать: НАМ ВСЕМ НЕ ТЕРПИТСЯ, ХОРОШО, ПРИЯТЕЛЬ?!

Я так долго ждала этого момента, что сама идея, что могу этого лишиться, делает меня более отчаянной, чем когда-либо. Моя грудь быстро поднимается и отпускается. Я рукой ударяю запястье Мэтта и сжимаю её сильнее. Будто говоря, если ты остановишься, я убью тебя.

Его ухмылка превращает его в дьявола, и Мэтт понимает намёк, потому что перестаёт меня медленно дразнить. Есть лишь его палец и его взгляд на мне, и я шепчу:

— Я кончаю.

Его рука закрывает мой рот как раз в тот момент, когда пик удовольствия врезается в меня. Бьёт снова и снова. Покалывание накрывает меня с головы до ног. Я кричу в его руку, и он приглушает этот звук насколько может, но, скорее всего, этого недостаточно. Папа Римский, мой первый учитель и моя бабушка могли стоять возле двери в ванную, и я бы не смогла промолчать.