Я провожу остаток ночи, сгорбившись над компьютером, исследуя.
***
На следующий день на работе я направляюсь сразу в операционную. За последние несколько дней это стало моим образом действия и вполне успешным. Прячась здесь, я уменьшаю шансы на неловкие встречи в коридоре с Мэттом. Мы видим друг друга только тогда, когда моем руки, окружённые дюжиной людей, готовых к операции. Я прячусь под своими слоями, радуясь маске и защитным очкам. Если мы говорим, то только о деле, хотя все ещё есть тонкие намёки, что это убивает его так же, как и меня. Я вижу это каждый раз, когда наши взгляды встречаются. Шторм. Тоска. Слова, которые рождаются и умирают на его языке.
Мэтт не задерживается после операции. Не пытается загнать меня в угол или спросить, думала ли я ещё о его предложении. Мне бы хотелось, чтобы он меня немного подтолкнул. В понедельник мне нужно было пространство. Во вторник, среду и четверг мне нужно было привести голову в порядок, но сейчас, сейчас прошло уже пять дней с тех пор, как я ощущала рот Мэтта на моем, с тех пор, когда его руки были на моей коже. Я скучаю по нему в кровати. Скучаю по тому, что мне приходится мириться с крошечным местом на матрасе между Мэттом и стеной. Без него такое чувство, что я сплю на кровати сделанной для Шака, с таким количеством места, которое мне приходится занимать. Я ненавижу это. Я скучаю по нему.
И не переживу такие выходные.
Меня не волнует Коста-Рика или наше будущее. Ответственность — шмответственность. Я хочу быть импульсивной и глупой. Я хочу внести свой вклад в процесс принятия решений и почувствовать снова нас, даже если на минутку.
Дверь операционной открывается и заходит Мэтт. У меня в горле перехватывает дыхание, и электрический заряд проходит сквозь меня. Это больно — быть с ним рядом каждый день, тщательно сдерживая свои мысли. Он приветствует команду и проверяет пациента. Тем временем я стою возле операционного стола не в состоянии оторвать от него глаз. Ему нужно пять с половиной лет, чтобы пересечь операционную и войти в накидку, которую я держу для него открытой. Когда наши взгляды встречаются, мой желудок сжимается. Каждый раз это застает меня врасплох.
— Доброе утро, Бэйли, — говорит он, кивая. — Все готово?
«Давай не будем ссориться, и я думаю, ты должен поехать в Коста-Рику, и я бы с радостью поехала, но не думаю, что получится с Джози, и мы только начали встречаться, и этот операционный колпак цвета морской волны очень подчёркивает твои глаза, и думаю, я влюбляюсь в тебя, хотя мы не разговаривали несколько дней. И ты был серьёзен по поводу того, чтобы я поехала с тобой, потому что я могу быть достаточно сумасшедшей, чтобы согласиться» — это то, о чем я не говорю, когда прочищаю горло и смотрю вниз на подносы, которые закончила устанавливать несколько минут назад.
— Всё готово к работе.
— Хорошо, тогда приступим.
***
— Простите, вы та женщина, которая ранее помогала доктору Расселу в операционной?
Я перестаю кусать свой бутерброд, меня раздражает, что кто-то перерывает мой обед. Я усвоила урок — я не могу есть в комнате отдыха персонала. Всё, о чем хотят поговорить, это Мэтт и его грант, и что я чувствую по этому поводу, встречаемся ли мы, и эти новые бриллиантовые сережки от него? Поэтому сегодня я спланировала наперёд и спустилась вниз в вестибюль больницы, чтобы пообедать. Я спряталась в огромном кожаном кресле в углу возле окон. И думала, что спряталась довольно хорошо, но видимо нет.
Я подношу руку к своему рту и подаю универсальный знак пальцем — одну секунду, я прожую.
— Без проблем, — женщина тихо смеётся. — Это я перерываю твой обед.
Я проглатываю кусок и заставляю себя улыбнуться.
— Всё в порядке, правда. Хм, отвечая на ваш вопрос, да, это я ранее ему помогала.
Она усмехается, довольная моим ответом, и затем садится напротив меня.
Ну и ладненько. Угощайтесь.
Я надеялась, что это будет двухсекундный разговор: «Да, я была в операционной». «Хорошо, тогда пока». Но, очевидно, нет. Я с тоской смотрю на вторую половину сэндвича, а затем фокусирую свое внимание обратно на ней. Тогда замечаю, что она не вписывается в обычную толпу МЦНА. Во-первых, она настоящая хиппи. Она красива, но не в сражающем наповал понимании, а больше как объект для подражания, как абстрактное искусство. Узор на ее длинной макси юбке сделан из абстрактных вихрей пурпурного и синего цвета, а её кремовая водолазка обворожительно растянута на очень круглом беременном животе.
— Я так рада, что нашла тебя. Я пытаюсь связаться с доктором Расселом на протяжении нескольких недель, и мне кажется, я не могу отследить его. — Она тянется к своей сумочке и достаёт оттуда маленькую шоколадку. — Ты не возражаешь? — Молчаливо киваю, и она разламывает шоколад. — Прости, этот ребёнок на самом деле любит шоколад. Раньше я даже не была его поклонницей, но сейчас это все, что я хочу есть.
— Эээм..
Я смотрю вокруг нас, гадая, видит ли кто-то ещё эту женщину в вестибюле. У меня галлюцинации? Я знаю, что в последнее время мало кушала, но...