Горячий пепел. Документальная повесть. Репортажи и очерки

Или как страна автомашин, которых, на взгляд приезжего, тут куда больше, чем людей?

Или, наконец, как страна, где творения человеческих рук дерзко состязаются размахом с величавой природой?

Пожалуй, первое, что испытываешь здесь, — ощущение какой-то чрезмерности во всем окружающем, какого-то смещения привычных масштабов. Стоэтажные небоскребы и тысячелетние стволы секвой; бетонные полосы автодорог с восьмирядным движением и помидорные плантации, которые можно охватить взором только с вертолета; мосты и водопады; мусорные свалки и рекламные щиты — все тут словно охвачено какой-то общей гигантоманией.

Если бы существовала автомобильная "зоология", можно было бы сказать, что Нью-Йорк населен совершенно особой породой машин. Распластанный лимузин, который на другом континенте утверждал бы престиж какого-нибудь посла, здесь выкрашен в желтый цвет и представляет собой всего-навсего такси. Европейские "Фиаты", "Опели", "Пежо", японские "Тойоты" па фоне здешнего автомобильного потока выглядят карликами.

Бесшумные лифты нью-йоркских небоскребов позволяют взглянуть на город с высоты птичьего полета; гигантский человеческий муравейник, рассеченный сходящимися лентами двух рек, теряет свои границы где-то за горизонтом. Его краски — это цвета замшелой сосновой коры и прокопченного кирпича. Окуренный дымами, он кажется чревом топки, в которой переплавляются восемь миллионов людских судеб.

Особенно запоминается панорама Нью-Йорка с воды. Паром позволяет увидеть город, каким он открывается с борта теплохода, пересекшего Атлантику.

Отсюда, где сливаются воедино Гудзон и Ист-Ривер, жадно вытянувшийся к океану язык Манхэттена выглядит как скребница из металлических иголок, положенная щетиной вверх. Каждая иголочка в щетине — небоскреб.

Если приглядишься, отчетливо различаешь в толпе небоскребов два поколения. Те, что постарше, напоминают серовато-бурые термитники. Небоскребы нового поколения, как и их современные обитатели, придирчиво следят за своим весом, будучи не только выше, но и стройнее своих предшественников. Они легко возносят свои сверкающие грани, словно исполинские кристаллы, или айсберги, с которых спилили края.

Силуэт Манхэттена неровными уступами выписывается на фоне неба как фотофиниш стремительной гонки. Рекорд высоты, который много лет принадлежал 102-этажному "Эмпайр стейг билдинг", побит двумя близнецами — зданиями Мирового торгового центра.

Конечно, у каждого человека рождаются свои образы и сравнения. Мне, например, Манхэттен почему-то напомнил тысячекратно увеличенное японское кладбище — клочок земли, где впритык друг к другу стоят каменные столбы различной высоты.

Манхэттен отнюдь не весь состоит из небоскребов. Однако старые, прошлого века дома-особняки с их палисадниками, с подъездами в несколько ступенек все чаще уступают место огромным многоквартирным зданиям. Каждый из таких домов чем-то сходен с отелем.

Внизу — охрана. Без ответа жильца по внутреннему телефону на порог никого не пустят. В лифтах и коридорах стоят телекамеры, из комнаты охраны можно видеть, что там происходит.

Два-три подземных этажа оборудованы под автомобильные стоянки. Когда кто-то из жильцов подъезжает к воротам гаража, ему не нужно выходить и звонить, чтобы железная штора поднялась наверх. Ворота открываются по радио нажатием рычажка в крошечном передатчике, укрепленном в машине. А когда выезжаешь из гаража, на нужный рычажок нажимают колеса.

Мне довелось увидеть осенний Нью-Йорк в душные дни, когда липкая жара обволакивает с первого же шага, который ты делаешь из кондиционированных помещений, и потом испытываешь все время такое ощущение, будто плывешь под водой, спеша вынырнуть на поверхность и схватить глоток свежего воздуха.

Иногда налетающий с океана ветер разгоняет эту густую вязкую мглу. Он, этот ветер, стремительно проносится по каменным ущельям, швыряя в глаза прохожим содержимое опрокинутых мусорных урн. А мусор здесь, в Америке, свой, особенный. Это прежде всего бесчисленные упаковки и расфасовки. Их количество стремительно растет. Если пройти по городу утром, его улицы и тротуары обезображены огромным количеством мусорных корзин.

Погода здесь меняется резко. После влажной духоты — ветер с дождем, туман, когда силуэты небоскребов теряются где-то за облаками. Людям тут приходится обитать в наглухо замурованных жилищах. Окна закрыты, зашторены. Наружу торчат только коробки кондиционеров, потому что далее если бы не было жары, людей донимал бы бензиновый чад тысяч автомобилей. И даже если бы удалось усовершенствовать автомобили так, чтобы они не отравляли воздух, ньюйоркцы все равно не открывали бы окон из-за уличного шума, не стихающего круглые сутки.