С тех пор как питание Титы перепоручили Наче, в рационе девочки помимо обычных блюд появились хумилес,[5]
черви агавы, карликовые рачки, пауки, броненосцы и другие существа, вселявшие в Росауру ужас и отвращение. Отсюда взяли начало и неприязнь Начи к Росауре, и соперничество между сестрами, точку в котором должна была поставить свадьба Росауры с возлюбленным Титы. Чего Росаура не знала, хотя имелись у нее на этот счет кое-какие подозрения, так это того, что и Педро без памяти влюблен в Титу.Ясно теперь, почему Нача приняла сторону Титы и старалась, как могла, утешить ее. Вытирая передником слезы, которые катились по щекам Титы, она приговаривала:
— Потерпи, потерпи, дочка, еще немного осталось.
Но провозиться им пришлось дольше обычного: тесто никак не могло загустеть, возможно, оттого, что его обильно смачивали слезами.
А обе женщины так и стояли, обнявшись, и ревели в три ручья, пока Тита не выплакала все слезы. А когда она выплакала все слезы, то продолжала плакать всухую. А плакать всухую, скажу я вам, это очень больно. Это почти, как рожать всухую. Но, по крайней мере, слезы больше не попадали в тесто и можно было приступать к начинке.
Способ приготовления
К счастью, за месяц до свадьбы Нача и Тита закатали несколько банок варенья из абрикосов, и им не пришлось в этот день возиться с начинкой.
Заготавливать помногу варенья стало для них своего рода традицией. Его варили в сезон сбора плодов в огромном котле, который подвешивали во дворе. Под котлом разводили большой костер, а руки обматывали старыми тряпками, чтобы лопающиеся пузырьки не обожгли кожу.
Стоило Тите открыть банку, как запах абрикосов унес ее мыслями в день, когда они варили варенье. Она возвращалась из сада и несла абрикосы в подоле, так как забыла взять корзину. Следя за тем, чтобы юбка не задиралась слишком уж высоко, девушка вошла в кухню и неожиданно столкнулась в дверях с Педро, который направлялся на задний двор запрячь бричку. Нужно было съездить в город, развезти приглашения, а так как конюх в этот день на ранчо не появился, пришлось запрягать самому. Увидев, как он входит, Нача, будто ошпаренная, выскочила с кухни, сказав, что ей срочно нужно нарвать душистой травы для фасоли. Тита от неожиданности ослабила хватку, и несколько абрикосов скатились на пол. Педро бросился поднимать их и, нагнувшись, уперся взглядом в ее голень. Не выдержав этого взгляда, Тита непроизвольно одернула юбку, от чего на голову молодому человеку упало несколько абрикосов.
— Извините, Педро. Очень больно?
— Разве может моя боль сравниться с той, что я причинил вам?
— Я не жду от вас объяснений.
— Позвольте мне сказать несколько слов, это очень важно.
— Один раз я уже позволила вам, и вы солгали. Не желаю слышать ничего больше.
Произнеся это, Тита быстро выбежала из кухни через другую дверь, ту, что вела в гостиную, где Ченча и Гертрудис вышивали свадебную простыню, а точнее, обрамляли вышивкой аккуратную прорезь в белом шелке, сделанную специально для того, чтобы новобрачной не было нужды демонстрировать части тела, не задействованные в соитии. На самом деле крупно повезло, что им удалось в эту эпоху политической нестабильности разжиться отрезом настоящего французского шелка. Из-за революционных потрясений ездить на дальние расстояния было небезопасно, и не будь у них знакомого китайца-контрабандиста, вряд ли бы они сумели достать нужную ткань. Матушка Елена ни за что бы не отпустила ни Титу, ни тем более Гертрудис в столицу за всем необходимым для платья и приданого Росауры.
Этот китаец был тот еще пройдоха: он сбывал товар в столице за банкноты северной революционной армии, которые там не имели хождения и почти ничего не стоили, а брал его на севере, где покупательная способность этих банкнот возрастала в несколько раз.
На севере, само собой разумеется, он точно так же скупал за бесценок ассигнации, выпущенные центральным правительством. Этим он занимался всю революцию и к концу ее стал миллионером. Но главное, что благодаря ему у Росауры были самые красивые и изысканные ткани для свадьбы, которые только можно себе представить.