С нахмуренными бровями он подошел к разведчику. Разведчик все в том же неизменном положении лежал на спине, ноги раздвинуты, парок рваным облачком пульсировал над стянутым на лице капюшоном. Его сейчас нужно было выносить отсюда, и невозможно было представить, как сделать это, не задевая и не тревожа его раненую и перетянутую жгутом ногу.
"Но где может быть второй разведчик? Возможно, ошибся тот парень! Где Рубин?"
Весь верх воронки от края до края густо и вьюжно дымился в проносящихся токах поземки, сверху подсвечиваемой методичными вспышками ракет, невидимых отсюда, из глубины. Внизу, по скатам, скребущий шорох залетавшей снежной крупы, а там, вверху, вольное степное гудение низового ветра над воронкой, над ночной степью и в двухстах шагах немцы - их танки, их посты с наблюдателями на окраине станицы. Рубина не было.
"Пора идти! Невозможно ждать… Вернуть Рубина - и идти назад! Больше нельзя рисковать!". - подумал Кузнецов и в мгновенном приступе обеспокоенности хотел сказать Уханову, что надо немедленно выносить разведчика, но опоздал сказать.
Будто над ухом простучавшая пулеметная очередь заста____________________ (1)- Сигареты… мои сигареты… господин лейтенант!.. Курить, курить. Я хочу курить, господин лейтенант! Курить! вила его инстинктивно броситься вверх по скату воронки. Он успел лишь приказывающе махнуть рукой Уханову - оставайся пока здесь, - и, когда выкарабкался наверх, в мутный и завивающийся дым снежка, первая мысль была: Рубин напоролся на немцев!
Гулко и учащенно дудукал с окраины станицы крупнокалиберный пулемет; сливаясь, трассы летели левее воронки над контурами сожженных бронетранспортеров. Все мерцало, светилось в поднятой по всей окраине метели ракет, но никого не было видно слева от воронки, куда стреляли немцы.
– Рубин! - позвал Кузнецов, поднявшись на локтях. - Рубин, ко мне!
В ту же минуту силуэты человеческих фигур неотчетливо возникли из сугробов метрах в пятидесяти левее двух бронетранспортеров, пробежали несколько шагов к воронке, одновременно упали, зарылись в снег, и крупнокалиберные трассы сдвинулись, молниеносно засветились там, где только что бежали они.
"Дроздовский! - сообразил Кузнецов. - Но только почему он влево за бронетранспортеры зашел? Не ясно разве было?"
– Правее, правее! Ползком сюда! - крикнул Кузнецов, выше приподнимаясь на локтях, чтобы увидеть их.
Они ползли к воронке, а пулеметные очереди снижались над степью, перемещались за ними в одном узком секторе между бронетранспортерами и воронкой, не давали поднять головы. Метрах в десяти от края воронки передний, вскинувшись, откликнулся:
– Лейтенант! Мы это…
И Кузнецов различил впереди, в поземке. Рубина, его мощные, облепленные снегом плечи, потом заметил тонкой, проворной ящерицей ловко подползавшего к воронке Дроздовского с двумя связистами из взвода управления, а рядом с ними под белой шапкой странно забелело чье-то неправдоподобно знакомое, и незнакомое лицо, не имеющее права быть здесь, странно оживленное преодоленной опасностью, - лицо Зои.
"Зачем ее взяли? Кому она сейчас поможет? Для чего она?" - подумал Кузнецов, скорее не удивленный, а раздосадованный необязательностью ее прихода сюда, и, увидев, как Зоя с возбужденным выражением проводила глазами трассы над головой, он скомандовал, махнув автоматом:
– Быстрей, быстрей! В воронку!
– Товарищ лейтенант! - удушливо выкрикнул Рубин, подползая. - Искал… вокруг искал, все на пузе облазил. Нету второго нигде… Каждый метр оползал! А вдруг смотрю, наши бегут. Да левее взяли, не туда. Кинулся к ним, а эти заметили, начали кутерьму!
– А вы как думали. Рубин, домой пришли, чтобы бегать тут?! - отрезал Кузнецов, с неприязненной твердостью выделяя слова "бегать тут". - Устроили концерт! Вниз! Все вниз!
На краю воронки заворочались, прерывисто задышали оснеженные, торопливо подползшие тела, разом стали скатываться, сбегать вниз, послышался перехваченный волнением голос Дроздовского:
– Кузнецов, здесь разведчики?
Отвечать не было смысла, и Кузнецов, не спускаясь в воронку, раздраженный этим, своими же вызванным огнем немцев, глядел в сторону берега на радиальные прострелы очередей, сверкавших левее бронетранспортеров, мимо которых надо было возвращаться к орудию, и, зрительно запоминая, рассчитывая сектор обстрела, внезапно почувствовал: кто-то задержался на краю воронки, подполз к нему - частое близкое дыхание и шепот над ухом:
– Кузнечик, родненький!.. Ты жив? Слава Богу, что это ты… Здравствуй, посмотри на меня, кузнечик!
– Мы виделись, - поворачиваясь, ответил он недоброжелательно. - В чем дело?
Зоя села возле, опустив ноги в воронку. Шапка у нее была сбита набок, волосы и тонкие брови в снегу, от колюче-отвердевшего инея на кончиках ресниц ее глаза с косинкой, отливая темным, показались неестественно вопросительными, раздвинутыми волнением - нечто мальчишеское, вызывающее было в этой ее сдвинутой набок шапке, в этих улыбающихся губах.