Горячка

Вечером я пил в ГУМе. С моего столика открывался чудесный вид на всю стройную и ажурную протяжённость здания. В кафе было немного душно, но там разрешалось курить, а остужал я себя ледяным белом вином, коего я попросил для себя заморозить целых три бутылки. Я исправно прикладывался к бокалу и читал уморительно смешные рассказы Чарльза Буковски. Его словам легко было верить, он точно знал, о чём говорил. В каждой капле его смеха тонко сияла грусть, было чертовски здорово чувствовать, что ты не одинок. Я допил первую бутылку и взялся за вторую. Зазвонил телефон.

– Привет.

– Привет. Узнал?

Что за манера?..

– Нет. А кто это?

– Эх ты, это же я, Валя…

– Валя! Какой же я кретин! Молодец что позвонила, ты где?

– Я-я-я, – протянула она, – ну-у-у…

– В гостях?

– Да!

– И не одна?

– Да!

– А зачем же тогда звонишь?

– Не знаю, – весело сообщила она и засмеялась. – Просто вдруг вспомнила о тебе и позвонила. Как ты?

– Славно. Живу помаленьку.

– Не женился?..

– Жду тебя!

– Так я тебе и поверила, – довольно проворковала Валя.

– А ты как, замужем?

– Почти…

– Да ладно? Правда что ль? Ну, ты молодчина! – совершенно искренне обрадовался я.

– Только никому-никому, ладно?

– Могила! И кто сей счастливчик?

Валя замялась и я, смеха ради, предположил:

– Неужели Олег!

– Да.

– Да?! – у меня челюсть отпала.

– Да. Ты только не смейся…, – но было поздно: я хохотал и ничего не мог с собой поделать.

– Ну, какой же ты! Ну, хватит! Лёша, –  заражаясь моим смехом хихикала Валя. – Прекрати! Хватит! Ой, мамочки, сейчас умру, ха-ха-ха, хи-хи-хи…

Отсмеявшись, я от души поздравил Валю с таким выбором.

– А что, – говорил я, – не пьёт – раз, спортсмен – два, по девкам не бегает – три! Сплошные минусы короче…

– Он хороший…

– Четыре!

– Может… встретимся как-нибудь?

– Пять… Валя, ты чего это?

– Да это я так… ладно… Не важно… Целую тебя, пока.

Она повесила трубку. Я сделал большущий глоток вина. И смех, и грех…

Валя была старше меня на три года. Она жила через два дома, рядом с футбольным полем. Мы знали друг друга ещё со школы, но встречаться начали, когда мне было лет 18. Наш роман был недолгим, всего пара месяцев. Я приходил к ней домой с бутылкой вина или пивом, она что-нибудь готовила, мы ели, пили и вволю резвились у неё в комнате, пока  родителей не было дома. Как есть голенькие, мы любили выглядывать в окно и сплетничать о наших общих знакомых, которых оттуда видели. Среди «постоянных клиентов» был и Олег, в адрес которого я часто и зло шутил, вызывая у Вали бурный хохот.

Олег каждый день бегал кругами по стадиону,  делал гимнастику и был несколько манерным типом. У него почти не было друзей.  Я изображал его движения, смех и неторопливую манеру говорить. Он был благодарным объектом для насмешек. Я придумывал про него всё новые и новые невероятные истории, где он, то боролся с пришельцами-мухоморами, которые постоянно ловили его и пытали, ставя  клизмы с холодными отбросами, то он охотился  на  «кровожадных еното-людоедов», то попадал в страшную гей-засаду…  Но чаще всего,  он попросту пытался закадрить «в одном славном ковбойском баре» симпатичную девушку, говоря при этом дикие несуразности и противно похохатывая. В этих историях он выступал под именем Чак-коневод. Это были Валины любимые истории.

– Расскажи, расскажи, – говорила она, сидя на кровати и заранее повизгивая от предвкушения.

– Какую?

– Про бар, про бар! – хлопала в ладоши Валя. – И показывай тоже!

– Хорошо, крошка, – говорил я особым, с хрипотцой,  голосом Чака и, похохатывая, хлопал себя по животику.

Потом, голый, я выходил в коридор и надевал что-нибудь из одежды: шарф и сапоги, шляпу и ремень или, хит сезона –  лисью шубу её мамы (нараспашку) и папины шлёпанцы. Потом я заходил обратно, откляча зад, слегка подавшись грудью вперёд, с болтающимися как плети руками и утробно похохатывая.

Подойдя к «стойке бара»,  я просил «соорудить ему «Двойной Мужской Специальный, с говном и стельками» и просил бармена сделать его «погуще». Затем Чак садился на воображаемый табурет и потягивал «контрабандное пойло», ругал погоду и «этих несговорчивых на любовь кобылиц…» Потом появлялась Она. Причём обязательно с томиком Цветаевой ! Чак сразу начинал  пускать слюни и всячески к ней клеиться, предлагая то «обкатать его старого красного жеребчике», то «пойти и как следует  погарцевать», а то и попросту «перешмыгнуться по скорому». В конце концов, за девушку вступался бармен. Чак, с неподражаемым пафосом, говорил ему: «Не лез не в своё дело, малыш! Ты, может, не узнал меня, так вот, я – чемпион по постельному двоеборью, имею голубой пояс по мужеложской борьбе и у меня убийственный левый апперхуй! Понял?! Но если ты такой глупый и настырный, то мы запросто можем выйти и поговорить как самец с самцом…»

Бармен – «парень из простых», пожимал плечами, выходил и не долго думая, крепко утюжил коневода. От последнего удара Чак «пролетал» через всю комнату и падал на кровать в объятья хохочущей Вали. Занавес.