Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки

Нет, Тамарина половинка никак не соединялась с моей. Тамара вытянула шею и принялась шарить глазами по залу.

— Зоя! — крикнула она. Подошла нарядная девушка в юбке колоколом. Предъяви свою половинку, — сказала Тамара.

— А я уже нашла, — хохотнула девушка и стрельнула в меня глазами.

— Алика не видела? — спросила Тамара.

— Ищи сама своего Алика, — девушка махнула юбкой и убежала.

— Какой Алик? — спросил я. — Из горкома?

Тамара быстро вскинула глаза:

— Вы его знаете?

Я рассказал Тамаре, как раздобыл пригласительный билет на вечер, и невзначай добавил, что Алик улетел.

Тамара сразу погрустнела и сказала:

— Пойдемте танцевать фокстрот.

Делать нечего, пошли танцевать фокстрот.

Джаз-оркестр работал на общественных началах. Дирижер был диспетчером автобазы и то и дело сурово поводил кустистыми бровями, когда кто-либо из музыкантов фальшивил. Экскаваторщик выступал в роли тромбониста, и тромбон его задирался кверху подобно ковшу с породой. Ударником была строгая девушка в очках, инженер-конструктор. Она глубокомысленно ударяла барабанными палочками, как будто выводила геометрические линии.

А где, интересно, работает Тамара? На машиносчетной станции, сокращенно МСС. Кем? Оператором. Интересная работа? Даже очень. Начальница такая хорошая, добрая. Только шум большой от машин. Сплошной грохот. Что же они делают в таком сплошном грохоте? Механизация учета, организация работ. Приходите посмотреть.

Мы продолжали светский разговор, а мне казалось, что я все глубже погружаюсь в темную холодную воду. Для такого странного ощущения не было никаких видимых причин — играла музыка, я танцевал с красивой девушкой, но холодная вода обволакивала меня все плотней, и никакой надежды выбраться уже не было.

Фокстрот кончился. К Тамаре подбежала веселая толстушка:

— Томка, начинаем конкурс.

— Это Бела, — сказала Тамара.

— Которая в «Смене» печатается?

Бела холодно поздоровалась со мной и побежала на сцену. Там она захлопала в ладоши, призывая к тишине, и объявила условия конкурса.

— Я сама этот номер придумала, — заявила Тамара, и мы стали смотреть на сцену.

В этом конкурсе могли участвовать только самые бесстрашные и отчаянные. Три здоровенных парня взгромоздились на сцену. Бела вручила каждому детскую бутылочку с молоком и соской, скомандовала: «Раз-два-три!» — и парни, подбадриваемые болельщиками, принялись наперегонки сосать молоко из бутылочек.

Победил достойный — детина двухметрового роста, с огромными красными ручищами, в которых он неуклюже держал опустошенную бутылку. Бела привстала на цыпочки и торжественно повесила на грудь парня бумажный передник с надписью: «Лучшему молокососу», а потом вручила приз — недорогой портсигар. Все очень смеялись.

Бела доставала призы прямо из трибуны. Я прошел за кулисы и заглянул. Никогда не видел такой трибуны: вся она была начинена призами: кульками конфет, шоколадными коробками, безделушками. Две бутылки шампанского достойно венчали эту великолепную пирамиду.

Начался танцевальный конкурс. Тамара танцевала в паре с высоким блондином. Она действительно танцевала красиво. И блондин танцевал красиво. Они завоевали первый приз — бутылку шампанского.

Потом были прыжки через веревочку с завязанными глазами, бег в мешках, шарады, викторины — полный комплект образцово-показательного веселья из журнала «Затейник». И всем было весело.

В гостях

Адрес, который дала мне Тамара, приглашая в гости, выглядел несколько необычно: Ленинградский проспект, засыпушка № 5.

— Дом номер пять? — переспросил я.

— Нет. Именно засыпушка. У нас даже почтовый адрес такой. Белая, веселая такая засыпушечка.

И вот я шагаю в гости по Ленинградскому проспекту молодого города, поставленного прямо в тайге. В этом городе добывается не то золото, не то руда, не то алмазы — во всяком случае, что-то весьма важное, иначе не съехались бы сюда со всего света тридцать тысяч человек.

Ленинградский проспект ничем не отличался от других улиц города. Еще недавно он был первой просекой, прорубленной в тайге, и, верно, за свою первостатейность стал проспектом.

По правую сторону проспекта стояли двухэтажные дома, по левую палаточный городок. На каждой палатке — аккуратные таблички, не хуже столичных. Палатка № 1. Дальше, как полагается, идет палатка № 3, а потом сразу — 27.

За фасадными табличками виднелись другие палатки, и я сделал решительный шаг в сторону от Ленинградского проспекта.

Подобные поселения, именуемые «нахаловками», имеются чуть ли не в каждом новом городе. Собственно, с них и начинается всякий город. В палатках живут строители: землекопы, плотники, штукатуры. Они строят новые дома, прокладывают улицы.

Город растет. Вот уже пущен завод, фабрика, комбинат. Город ненасытен. Со всех сторон тянутся люди в новый город.

Город растет. И вместе с городом растет «нахаловка». Приходит телеграмма-молния: «Послезавтра прибывают триста комсомольцев-добровольцев, встречайте». В одну ночь на окраине палаточного городка вырастают двадцать новых палаток.