Горящая земля

— С Божьей помощью, — твердо проговорил Эдуард.

— Даже без нее! — проворчал я.

Эдуард задавал мне вопросы почти час, пока колокол не позвал его на молитву.

Он, как и его отец, хотел все понять и все обустроить, уложив в аккуратные списки, но это была война, а война никогда не бывает аккуратной. Я верил, что Харальд погонится за мной, верил, что Стеапа приведет бо́льшую часть армии Альфреда вслед за Харальдом, но я не смог бы дать Эдуарду никаких обещаний. Он хотел определенности, но я планировал битву и почувствовал облегчение, когда он ушел молиться вместе со своим отцом.

Стеапа оставил меня, и я стоял на укреплениях один. Часовые меня не тревожили, каким-то образом ощутив, что я в дурном расположении духа. Услышав шаги, я не обратил на них внимания, в надежде, что кто бы там ни был, этот человек уйдет и оставит меня в покое.

— Тот самый лорд Утред, — произнес с ласковой насмешкой голос, когда шаги стихли за моей спиной.

— Та самая госпожа Этельфлэд, — отозвался я, не обернувшись.

Она сделала еще несколько шагов и встала передо мной; ее плащ коснулся моего.

— Как Гизела?

Я прикоснулся к молоту Тора у себя на шее.

— Собирается снова родить.

— Четвертый ребенок?

— Да, — ответил я и вознес молитву к дому богов, чтобы Гизела выжила в родах. — Как Эльфинн? — спросил я.

Эльфинн была дочерью Этельфлэд, еще младенцем.

— Растет и процветает.

— Единственный ребенок?

— И останется единственным, — горько проговорила Этельфлэд.

Я посмотрел на ее профиль, такой изящный в лунном свете.

Я знал Этельфлэд с тех пор, как та была маленькой девочкой. Тогда она была самой счастливой, самой беззаботной из детей Альфреда, но теперь ее лицо сделалось настороженным, как после дурного сна.

— Отец зол на тебя, — сказала она.

— А когда он на меня не зол?

На лице Этельфлэд промелькнула слабая улыбка, которая быстро исчезла.

— Он хочет, чтобы ты дал клятву Эдуарду.

— Знаю.

— Тогда почему ты ее не дашь?

— Потому что я не раб, которого передают новому господину.

— О! — в голосе ее звучал сарказм. — Значит, ты не женщина?

— Я забираю свою семью на север.

— Если мой отец умрет… — Этельфлэд заколебалась. — Когда мой отец умрет, что станется с Уэссексом?

— Им будет править Эдуард.

— Которому нужен ты.

Я пожал плечами.

— Пока ты жив, господин Утред, — продолжала Этельфлэд, — датчане задумаются, прежде чем на нас напасть.

— Харальд не задумался.

— Потому что он — дурак, — пренебрежительно проговорила Этельфлэд. — И завтра ты его убьешь.

— Может быть, — осторожно ответил я.

Звук голосов заставил Этельфлэд повернуться, она увидела выходящих из церкви людей.

— Мой муж, — проговорила она — эти два слова были пропитаны ненавистью, — отправил послание господину Алдхельму.

— Алдхельм возглавляет войско мерсийцев?

Этельфлэд кивнула.

Я знал Алдхельма. Он был любимчиком моего кузена и человеком непомерных амбиций, коварным и умным.

— Надеюсь, твой муж приказал Алдхельму отправиться к Феарнхэмму.

— Так он и поступил, — сказала Этельфлэд. Потом понизила голос и заговорила быстрей: — Но еще он послал Алдхельму приказание отступить на север, если враг будет слишком силен.

Я подозревал, что так и случится.

— Итак, Алдхельм должен сохранить мерсийскую армию?

— А как еще мой муж сможет захватить Уэссекс, когда мой отец умрет? — спросила Этельфлэд шелковым невинным голосом.

Я посмотрел на нее сверху вниз, но она глядела только на огни Годелмингама.

— Алдхельм будет сражаться? — спросил я.

— Нет, если бой сможет ослабить мерсийскую армию, — ответила она.

— Значит, завтра мне придется убедить Алдхельма выполнить свой долг.

— Но у тебя нет над ним власти, — сказала Этельфлэд.

Я похлопал по рукояти Вздоха Змея.

— У меня есть это.

— И у него пять сотен человек, — продолжала Этельфлэд. — Но есть один человек, которого он послушается.

— Ты?

— Поэтому завтра я поеду с тобой, — сказала она.

— Муж тебе запретит.

— Конечно, запретит, — спокойно произнесла она, — но мой муж ничего не узнает. И ты окажешь мне услугу, господин Утред.

— Я всегда к твоим услугам, — ответил я — слишком легко.

— Правда?

Этельфлэд повернулась, чтобы посмотреть мне в глаза. Я посмотрел на ее печальное милое лицо и понял, что просьба ее будет серьезной.

— Да, моя госпожа, — ласково сказал я.

— Тогда завтра, — горько проговорила она, — убей их всех. Убей всех датчан. Сделай это для меня, господин Утред.

Она прикоснулась к моей руке кончиками пальцев.

— Убей их всех.

Этельфлэд любила датчанина и потеряла его в битве от удара меча, и теперь она убила бы их всех.

У корней Иггдрасиля, Дерева Жизни, сидят три пряхи. Они прядут нити нашей судьбы, и эти три пряхи сделали клубок пряжи из чистого золота для жизни Этельфлэд, но за минувшие годы вплели яркие нити в куда более темную ткань. Три пряхи видят наше будущее. Дар богов человечеству — то, что мы не можем видеть, куда будут направлены нити наших судеб.

Я слышал, как датчане поют в лагере на том берегу реки.

А завтра я уведу их к старому холму у реки. И там убью.

4