Я повел отряд проверенных воинов к дому Эдвульфа, туда, где оставшиеся враги спешно седлали коней. Один из датчан, голый ниже пояса, скатился с вопящей женщины, обернулся и, увидев наше приближение, метнулся в сторону. Смока, мой жеребец, замедлил бег, и этот человек снова увернулся, но Смока не нуждался в указаниях седока, и Вздох Змея – мой меч – угодил датчанину в голову. Клинок застрял в черепе, и умирающего протащило за мной. Кровь брызнула мне на руку, а потом наконец дергающееся тело упало.
Я пришпорил коня, уведя большинство своих людей к востоку от поселения, отрезав таким образом путь к отступлению выжившим датчанам.
Финан уже послал разведчиков к южному гребню холма.
Почему, подивился я, датчане не выставили часовых на вершине холма, откуда мы заметили беженцев?
Впрочем, в те времена было столько мелких стычек! Датчане Восточной Англии совершали набеги на пахотные земли близ Лундена, мы платили им той же монетой, ведя своих людей вглубь датской территории, чтобы жечь, убивать и грабить.
Официально между Альфредом Уэссекским и Восточной Англией царил мир, но голодный датчанин не замечает слов на пергаменте. Человек, которому нужны рабы, скот или просто приключения, отправлялся в Мерсию и брал что хотел, а мы ехали на восток и делали то же самое.
Мне нравились такие набеги. Они давали возможность тренировать молодых воинов, позволить им увидеть врага и скрестить с ним мечи. Ты можешь муштровать человека год, вечно заставлять его практиковаться в искусстве владения мечом и копьем, но за каких-то пять минут битвы он научится куда большему.
Тогда случалось столько схваток, что я забыл большинство из них, однако ту, у дома Эдвульфа, я помню. Вообще-то, стычка была пустяковой. Благодаря беспечности датчан у нас даже не было раненых, но, когда все закончилось и мечи вернулись в ножны, один из моих людей позвал меня в церковь.
То было маленькое строение, рассчитанное не больше чем на пятьдесят или шестьдесят человек, живших вокруг господского дома. Церковь возвели из дуба, покрыли тростником. На крыше – высокий деревянный крест. Грубой работы колокол свисал с западного фронтона над единственной дверью, в каждой стене имелось по два больших окна с деревянными решетками, сквозь которые струился свет. Свет озарял толстого человека: его раздели донага и привязали к столу, – полагаю, стол этот служил алтарем. Мужчина застонал.
– Развяжите его, – прорычал я.
Райпер – он возглавлял воинов, которые захватили в плен датчан, находившихся в церкви, – двинулся вперед так, будто я пробудил его от транса.
Этот опытный боец за свою недолгую жизнь повидал много ужасов, но он, как и его люди, казалось, онемел от зверств, учиненных над толстяком. Глазницы его представляли собой мешанину из крови и слизи, щеки испещрены красными полосами, уши отсечены, член отрезан, пальцы, скорее всего, сперва сломаны, а потом стамеской отсечены от ладоней.
За столом стояли двое датчан под охраной моих людей; перепачканные красным руки пленных выдавали в них палачей-исполнителей. Однако за такую жестокость в первую очередь отвечал вожак, и именно потому я запомнил ту стычку.
Тогда я повстречался со Скади.
Если какая-нибудь смертная женщина и съела яблоки из Асгарда, дарующие богам вечную красоту, то это была Скади. Высокая, почти такая же высокая, как я, с гибким телом, обтянутым кольчугой, лет двадцати, с узким, надменным лицом и вздернутым носом. И я еще никогда не видел таких голубых глаз. Ее прямые волосы, черные, как перья воронов Одина, свисали до стройной талии, перехваченной ремнем с пустыми ножнами.
Я уставился на нее.
А она уставилась на меня.
И что же видела Скади?
Она видела полководца короля Альфреда. Видела Утреда Беббанбургского, язычника на службе у христианского короля. Я был высоким и – тогда – широкоплечим. Я был воином меча, воином копья, разбогатевшим в сражениях, поэтому кольчуга моя сияла, шлем был инкрустирован серебром, а поверх кольчужных рукавов блестели браслеты. Пояс, на котором висел меч, украшали серебряные волчьи головы, ножны Вздоха Змея усеивали кусочки гагата, пряжка ремня и фибула плаща были сделаны из тяжелого золота. Только маленький амулет в виде молота Тора, висевший у меня на шее, был дешевым, но я сохранил этот талисман детства. И он до сих пор у меня. Слава моей юности ушла, источенная временем, но тогда Скади увидела меня именно таким. Перед ней стоял полководец.
И поэтому плюнула в меня. Слюна попала мне в щеку, и я не стал ее вытирать.
– Кто эта сука? – спросил я.
– Скади, – ответил Райпер. Посмотрел на двух палачей и добавил: – Они утверждают, что она их предводительница.
Толстяк застонал. Его развязали, и теперь он свернулся клубком.
– Найдите кого-нибудь, кто о нем позаботится, – раздраженно велел я, и Скади плюнула снова, на этот раз попав мне в губы. – Кто он? – вопросил я, не обращая на нее внимания.
– Мы думаем, это Эдвульф, – доложил Райпер.
– Уберите его отсюда, – приказал я.
Потом повернулся, чтобы посмотреть на красотку, которая в меня плевала.
– И кто такая эта Скади? – пробормотал я.