Горящие сады

Бобров поужинал и сидел в холле, ожидая звонка Антониу. Глядел на вечернюю улицу, где были расставлены шезлонги и сидели портье и охранник. Китаянки отужинали, разбрелись по холлу, разглядывали рыцарские доспехи, гравюры со сценами средневековых баталий, и только распорядитель все нервничал, ходил по холлу, пересчитывал свою паству.

Бобров увидел, как в свете фонаря въехал и резко затормозил замызганный, в черных брызгах «лендровер». И первое, что бросилось в глаза, — две лучистые пулевые дыры на стекле. Дверца открылась, и из нее, цепляясь, путаясь, выскочил инженер-австриец в бирюзовой каскетке, тот, что утром вместе с англичанами уехал на нефтепровод. Шальной, взлохмаченный, почти пробежал через холл к лифту, торопясь, исчезая в кабине. Следом вошел утомленный солдат без оружия, что*то рассказывая портье и охраннику. И уже сбегались служители гостиницы, тревога летела по холлу. Артистки ансамбля, чутко уловив ее, сбились все в одно место, будто снова превратились в афишу.

— Что случилось? — спросил Бобров у портье.

— Несчастье, — сказал портье шепотом и оглядываясь. — Бандиты напали на инженеров. Два сеньора, два англичанина, захвачены в плен. Вместе с ними один наш солдат. А этому сеньору удалось спастись. — Он отвлекся на телефонный звонок и опять обратился к Боброву: — Это вас, сеньор!

Звонил Антониу. Завтра на рассвете, сообщал он, к отелю подъедет машина. Комбриг, в силу чрезвычайных обстоятельств, хотел было отменить поездку, но в последний момент дал согласие. Только приказал усилить охрану. Положение обострилось. Сегодня в полдень были атакованы два моста, железнодорожный и шоссейный, и взорван нефтепровод.

— Вы что-нибудь знаете о судьбе англичан-инженеров? — спросил Бобров.

— Их захватила банда. Бандиты разорили поселок строителей, сожгли несколько грузовиков и бульдозер, а англичан увели с собой. Армия преследует банду.

И опять была ночь, и ночное слепое солнце маяка заглядывало к нему в номер. Сны его были клубящимся дымом, и в них, как в вольтовой дуге, сгорало вещество его жизни.

19

Утром перед отелем его поджидал военный «джип». Антониу помог ему поставить вещи в машину, где сидели солдаты охраны, лежала на полу вороненая труба гранатомета. И Бобров, садясь рядом с водителем, подумал, что это уже было недавно, такое же утро, низкое солнце на колеблемой ветром листве, запах бензина, и у солдатского бутса — вороненый овал металла.

Они миновали город, еще не проснувшийся, сонный. В предместье промчались мимо вчерашней свинофермы с высоким деревом манго. Дым уже не клубился, но Бобров отстранился от шелестящего в окне ветерка, окунул лицо вниз, ближе к мотору.

— Есть какие-нибудь сведения о пленных инженерах? — спросил Бобров у Антониу. — Вы полагаете, их жизням угрожает опасность? Мятежники должны быть снисходительны к белым.

— У противника была цель — разогнать строителей, парализовать работу. Для этого они совершили нападение на строительный лагерь. Для этого могут убить англичан.

Бобров вспомнил недавнюю беседу в баре, легкомысленно-спортивного Грея, его апологию «белых братьев на юге». Старался представить, где и как встречают это утро пленники, пожелал им «быть живу».

Уже по жаре, в белом пекле подкатили к реке Пунгуе, где вчерашним взрывом был разрушен мост. Затормозили на бетонном пролете у обвала. Вся следующая широкая плоскость моста оторвалась и косо рухнула в реку. К машине с обочины, держа пальцы на автоматных спусках, кинулись солдаты. Офицер в испачканном глиной мундире делал доклад Антониу.

Бобров вышел из «джипа». Смотрел на измученных солдат, на свежевыкопанный и казавшийся уже ненужным окоп, на зенитный пулемет, нацеленный в пустое солнце, защищающий уже разрушенный мост, и казалось, в горячем воздухе, в коричневой реке, в провалившихся бетонных конструкциях все еще присутствует конвульсия взрыва, ударная волна динамита.

— Как совершалась диверсия? — спросил Бобров у Антониу, рассматривая упавший пролет, вдоль которого провисла растянутая, но не порванная труба нефтепровода.

Офицер стал говорить слишком поспешно и сбивчиво, оглядываясь на реку, руками, глазами, всем изведенным лицом желая воссоздать картину случившегося и одновременно понять ее. И Антониу переводил, протестуя, гневаясь, обращая свой гнев против говорившего офицера.