Горящие сосны

— Эк-ка!.. — пробормотал Прокопий и очнулся, встал с лежанки, тут-то и увидел Антония и мальчонку-поводыря, пошел им встречь, говоря ласково:

— Ну, наконец-то, язви вас, пожаловали, гостенечки дорогие!

34.

Было две ауры: красная и синяя; они обозначали две стороны Добра, одна называлась правой, другая — левой; и те, кто жил в те времена, умели увидеть обе эти стороны в единстве, которое, казалось, никогда не будет нарушено. Но шли годы, сходные с облаками, сменяющими друг друга, накручивались на земную ось, и вот однажды кто-то заметил, что возле Добра, изливающего из ядра красный и синий цвет, появились другие цвета: зеленый и белый, желтый и черный, — и сказал:

— Добро неоднозначно, в нем много разных оттенков, иные из них не хотели бы сосуществовать друг с другом.

Люди не поверили обретшему новое знание и вознесли Меч Справедливости над его головой, но сказал некто, ощутив на сердце гнет:

— А ведь он прав: Добро неоднозначно.

И тогда загрохотало небо, упало на землю черным ливневым дождем, и померкло в глазах у людей, а в сердцах ощутилась тоскливая щемота, но не скоро еще она стала привычной для человеков, способных видеть только Добро; все же, в конце концов, случилось и это. И тогда раскололось ядро на две равные половины, одна обрела красный цвет, другая — синий; но минуло еще много лет, прежде чем люди подвинулись к Берегу времени, за которым одна пустота, и сказали, что есть Добро и есть Зло, есть синяя аура, есть красная, и надо научиться различать их, чтобы унять щемоту в сердце.

Ну, а что же тот, кому открылось новое знание? Что же он?.. Тело его превратилось в камень, когда понял, что не всякое знание во благо, а душа, не принимаемая в лучших мирах, по сей день бродит по свету, лишь изредка находя пристанище в ком-либо из живущих на земле; в последний раз святые архаты видели ее в дряхлом теле шамана Тэб-Тэнгери, отдавшего свое знание Повелителю ближних и дальних земель. Но умер Потрясатель Вселенной и вернул шаману сокровенное знание: там, в другом мире, оно оказалось никому не нужно. И тогда пошел шаман, отягощенный им, в северные пределы ханских владений, чтобы отыскать могилу Потрясателя Вселенной и поделиться с ним, хотя бы и отошедшим в иной мир, знанием: невмоготу стало нести его. Но он так и не отыскал той могилы, и однажды, выйдя на скалистый берег мертвого озера, испустил дух. Шли годы, а прах шамана так и не рассыпался, и, даже больше, со временем окаменел, не утратив живых черт. И это смущало всех, кто обращал на него взор. Люди спешили уйти и забыть про то, что померещилось. Но забыть никому не удавалось, и посреди ночи вставало перед глазами видение отчаявшегося избыть свое знание старца. И понемногу в них обламывалось что-то, черной метой меченное, отчего их уже не пускали на порог юрты и прогоняли. И тогда изверги шли в степь и там погубляли свою душу, как если бы несли в себе проклятье отчего племени.

Знал ли об этом Агван-Доржи, когда направил стопы к каменному изваянию шамана? Конечно, знал, но потому и пошел, не колеблясь, туда, что верил в силу молитвенного слова, однажды изреченного Буддой, способного, как он думал, снять древнее проклятье. И вот он уже стоял возле мрачного изваяния и смотрел в искаженное душевными муками лицо. В какой-то момент уловил в нем досаду, сказал:

— Ты был велик при третьем вхождении в человеческое тело, когда стал духовным отцом Потрясателя Вселенной. К тебе прислушивались, ловили на лету каждое твое слово. Но было ли оно возвещающим благо? Ты не знал этого в первое время и смущался, но потом привык тому, что все покоряется твоему знанию. Ты уверовал в него и забыл, что всякое знание, лишенное небесного света, обращается во зло, отчего пролилось море крови. Ты запамятовал, что и вода в силах подняться против течения и одолеть высокие горы, если в ней прозревается божественная воля. Ты мог бы пркратить вселенское смертоубийство, но не сделал этого. Почему?.. И сказал Учитель: «О-о-м-м, истинно говорю вам: тот, кто непостоянен в мыслях, не придет к свету; тот, кто не умеет верить, не познает святой истины». Это и про тебя, Тэб-Тэнгери. Догадавшись, что знание еще не есть истина, ты все же не поступился им, не открылся людям, оказавшись непостоянен в мыслях, почему и теперь еще дух твой блуждает по свету и надламывает в сердцах. Но я говорю: уймись, не закрывай солнце ладонями. О-о-м-м!..

И случилось то, что и предполагал увидеть Агван-Доржи: стекла с каменного лица досада, черные борозды обозначились в нем, они все расширялись, расширялись, пока не разорвали его на куски. И тогда растаяла в небе черная туча, и в знойную пору зависавшая над тем местом, где, приткнувшись к байкальскому обережью, возвышалось каменное изваяние; сделалось светло и ясно; светло и ясно стало и на душе у монаха, и он едва ли не с нежностью посмотрел на старого рыжего пса, дремавшего у его ног, и почти весело сказал:

— Ну, что, Мальчик, пойдем дальше? Мы исполнили то, что и намеревались исполнить: явленное в небесном сне обрело земные очертания, и потому путь наш будет легок.