Горящий лабиринт

Даже узнав, что Мэг — дочь Деметры, богини выращивания всякого, Гроувер Ундервуд всё равно как будто боялся её больше, чем меня, некогда олимпийского бога. Жизнь несправедлива.

Мэг вытерла нос.

— Ладно. Я просто не думала, что мы будем шататься здесь два дня. А новолуние через…

— Через три дня, — оборвал её я. — Мы в курсе.

Может, это и было резковато, но я не нуждался в новых напоминаниях об этой части пророчества. Пока мы двигались на юг в поисках очередного Оракула, наш друг Лео Вальдес на своём бронзовом драконе на всех парах летел к Лагерю Юпитера, тренировочной базе римских полубогов в северной Калифорнии, надеясь, что успеет предупредить их о пламени, гибели и катастрофе, что, кажется, поджидали их в новолуние.

Я постарался говорить помягче.

— Мы должны надеяться, что Лео и римляне смогут справиться с чем бы там ни было на севере. У нас есть своя миссия.

— И много собственных огней, — вздохнул Гроувер.

— В смысле? — спросила Мэг.

Как и в предыдущие два дня, ответ Гроувера был уклончивым:

— Лучше об этом не говорить… здесь.

Он огляделся по сторонам, будто у стен имелись уши, что было вполне вероятным. Лабиринт был живым строением. И, судя по доносившимся из некоторых коридоров запахам, по крайней мере кишечник у него имелся.

Гроувер почесал ребра.

— Я попытаюсь быстро вывести нас отсюда, — пообещал он. — Но у Лабиринта своё на уме. В последний раз, когда я был тут с Перси…

Его лицо стало грустным, как обычно бывало, когда он вспоминал старые приключения со своим лучшим другом — Перси Джексоном. Я не мог винить его. Перси был полезным полубогом. К сожалению, призвать его с помощью томатной грядки было не так легко, как нашего сатира-проводника.

Я положил руку на плечо Гроувера.

— Мы знаем, что ты делаешь всё возможное. Пойдем дальше. И, пока ты принюхиваешься к кактусам, не мог бы ты заодно и завтрак нам унюхать — может, кофе или лимонные кронаты с кленовым сиропом. Было бы здорово.

Мы последовали за нашим гидом в правый туннель.

Вскоре проход сузился, и нам пришлось пригнуться и идти друг за другом по одному. Я шёл посередине — в самом безопасном месте. Может, это было не так уж и смело, но Гроувер был повелителем дикой природы, членом сатирского правящего Совета козлоногих старейшин. Теоретически это должно было значить, что он обладал великой силой, хотя я пока ничего такого за ним не замечал. А что касается Мэг, то она не только была единственным оберуким мечником, но и отлично владела навыками разбрасывания садовых семян, которыми запаслась в Индианаполисе.

Я же, напротив, на тот момент был самым слабым и беззащитным. После участия в битве с императором Коммодом, которого я ослепил вспышкой божественного света, я был не в силах призвать ни малейшей крохи моей некогда безграничной силы. Пальцы на ладах моей боевой укулеле становились неуклюжими, а со стрельбой из лука у меня стало так худо, что я даже промахнулся, выстрелив в того циклопа на унитазе (уж не знаю, кто из нас двоих смутился больше). Мало того, видения наяву, которые иногда парализовали меня, приходили всё чаще и становились всё сильнее.

Я не делился своими тревогами с друзьями. Пока нет.

Хотелось бы верить, что мои способности просто перезаряжались. В конце концов, наши испытания в Индианаполисе чуть не уничтожили меня.

Существовала и другая вероятность. Я упал с Олимпа в мусорку на Манхэттене в январе. Сейчас был март. Это означало, что я уже два месяца как человек. Вероятно, что чем дольше я остаюсь смертным, тем слабее становлюсь и тем труднее будет вернуть мою божественность.

Так ли было в предыдущие два раза, когда Зевс изгонял меня на землю? Я не мог вспомнить. Иногда я не мог вспомнить даже вкус амброзии, имена моих солнечных коней или лицо моей сестры-близняшки Артемиды. (В обычных обстоятельствах я сказал бы, что не помнить лицо сестры — это благословение, но я ужасно по ней соскучился. Только не смейте ей об этом рассказывать.)

Мы брели по коридору; волшебная стрела Додоны гудела в моём колчане, как телефон в беззвучном режиме, будто упрашивая, чтобы её вытащили и проконсультировались с ней.

Я попытался не обращать внимания.

Последние пару раз, когда я советовался со стрелой, она оказалась бесполезной. Хуже того, она оказалась бесполезной на шекспировском английском, с гораздо большим количеством «ибо», «сиё» и «воистину», чем я мог переварить. Никогда не любил 90-е. (Я имею в виду 1590-е.) Возможно, стоит посовещаться со стрелой, когда мы доберемся до Палм-Спрингс. Если доберемся…

Гроувер остановился на очередном перекрёстке.

Он принюхался к правому туннелю, затем к левому. Его нос дрожал, как у кролика, только что почуявшего собаку.