Быть мастером гротеска в нашей действительности очень легко – сама наша жизнь на нем и стоит. Например, вспоминаю похороны и поминки мачехи. Предлагается почтить минутой молчания память замечательной женщины, выдающегося селекционера. Потом, видимо, последует тост.
Полная тишина – и вдруг короткое, прерывистое бульканье. Кто-то, не выдержав паузы, торопливо "набулькал" в рюмку. К скорби добавляется тихая усмешка, какой-то ветерок проносится по лицам. Жизнь продолжается, несмотря ни на что! Дороже всего стоит улыбка, появившаяся из глубины страдания. Гротеск – лучшая модель жизни.
Гротеск – самый короткий, как вспышка молнии, путь от несчастья к смеху. Этим я наслаждаюсь и до сих пор. Меня греет высказывание
Пруста: "В вечности от литературы остается только гротеск".
Раньше считалось, что нелепа лишь советская жизнь. Но этого и в современной жизни хватает. И у меня перебоев с материалом как не было, так и нет. По-моему, с переходом от расхлябанного социализма к якобы четкому капитализму мало что изменилось вокруг.
Недавно я в мрачнейшем настроении сел в метро, но через минуту уже ликовал, впрочем, вместе со всем вагоном. Одновременно со мной вошли два усталых человека. Рухнули на сиденье и отключились. Но как! Один спал, высоко подняв правую руку, и в руке той была не бутылка, не нож, но шариковая ручка. Второй сполз почти в проход, но цепко сжимал в руке журнал с заполненным наполовину сканвордом. То есть – сон сразил их как раз на пике интеллектуального подвига: вот сейчас ребята немного передохнут и снова продолжат свое нелегкое дело. С такими людьми писателю, да и вообще – современнику, чем не жизнь?
Вагон с любовью и надеждой смотрел на них.
Пока писатель живет среди своего народа, такие подарки ему гарантированы, даже обязательны, успевай только их фиксировать – и счастью твоему не будет конца! Жить среди такой роскоши, событийной и словесной… что тебе нужно еще?
В молодости у меня был друг, а вернее, сокурсник, обладающий поистине уникальным даром. Он входил в незнакомую компанию, произносил пару фраз – и через минуту его уже били.
– Как ты нашел нас?
– По запаху!
И понеслось!
– Ну как же ты так? – вытаскивая его в очередной раз, огорчался я.
– Конечно, правду никто не любит! – сплевывая кровь (или зубы), гордо говорил он, явно считая, что он служит чему-то высокому.
Когда у нас в стране начались бурные события, я нетерпеливо ждал его появления в роли дерзкого журналиста или бесстрашного депутата – причем с любой стороны. Ему-то какая разница, с какой стороны резать правду-матку, лишь бы резать ее! Но не дождался. Увы! Почему-то близкие знакомые никогда не становятся знаменитостями. Но дело его живет.
– Куда вы нас посадите? – радостно спросил я официанта, входя в кафе.
– Только на кол! – с явным наслаждением произнес он.
Я сначала подумал, что, может, ослышался, может, он "на пол" сказал?
Но он был так горд, что явно сажал опостылевших посетителей именно на кол! И таких героев полно, и главное – они чувствуют себя правыми, почти святыми! Как говаривал тот мой друг: "А если он не поверит, что я хороший человек, я так ему будку начищу – не забудет вовек!" Еще он говорил гордо: "Да, жизнь не балует меня!" А за что же ей, жизни, баловать таких, если они сами ее дубасят? Люди, уверен я, делятся не только на классы и нации, но – на слышащих и неслышащих. И неслышащие ненавидят слышащих: чему это там улыбаются они? И при чем тут политическая обстановка, да и цены, в конце концов? Ведь в раю, говорят, нет материальной заинтересованности и политики нет – ничего нет, кроме самого рая. И рай этот вовсе не за океаном, а у тебя во рту, и скрывается за одним легким поворотом языка. Скажи собеседнику своему вместо официального ледяного слова
"товарищ" шутливое "товарышш" – и вы оба в раю, хоть и ненадолго. А почему, собственно, ненадолго? Ведь у нас, слава богу, хватает букв.
Но нынче, увы, бушует тезис: "Вот будет человеческая жизнь – тогда по-человечески и заговорим". Как будто Шаляпин запел лишь тогда, когда стал миллионером! На самом деле – все наоборот. И научить этому людей – чем не счастье для писателя?
Придумав в самые глухие времена повесть "Жизнь удалась!" и написав ее, я, думаю, сделал свое главное дело. Герой, отчаявшись, уходит из дома отдыха ночью и на пруду проваливается сквозь лед. Это узнают друзья, и ночью они собираются на берегу пруда в сторожке, бывшей часовне, и вспоминают их нелегкую, но в общем-то веселую жизнь.
Восходит солнце. Они смотрят на лед. Да – вот тот черный страшный провал, унесший жизнь их товарища. И вдруг из этой "проруби" вылетает, трепыхаясь, живой лещ и падает друзьям под ноги. Какая сила могла выкинуть его? На краю льда появляется локоть, потом голова – и вылезает их друг. Живой, и главное – абсолютно сухой!
Оказывается – воду из пруда давно откачали. А остался лишь один лед, и наш друг, прекрасно под ним выспавшись, вылез к друзьям. Тонуть нет смысла, если нет воды – но многие тонут даже без нее!