– Да чего там… Садитесь лучше вы к нам! – ответил кто-то из нас, и благодушие наше окончательно их взбесило. Посыпались зверские удары, наносимые всяческим шанцевым и слесарным инструментом, кто-то из нас вставал и тут же падал. Наконец прорвавшись, мы рассыпались по кустам. Бой разбился на пары и не походил больше на избиение – удары шли уже с двух сторон.
– Хорош! – кто-то из них дал команду, и они исчезли. Спотыкаясь, путаясь в обрывках одежды, отплевываясь, мы как бы их преследовали и вылезли на шоссе, где шло обычное вечернее гулянье, яркие фары вырывали из темноты страстные парочки… Мстить оказалось некому… может – тот гарный парень с дивчиной и есть главный наш избиватель?
Но теперь-то его за что? Оставлять это дело так было невозможно – если не месть, то хоть какой-то общественный резонанс… Мы почему-то оказались на почте с дрыгающимся синеватым светом в плоских плафонах. Что – тут? Нелепость нашего появления на почте видна была даже нам… но больше ничего другого поблизости не было.
Тут мой друг схватил ручку с пером, облокотившуюся на чернильницу, и, тыкнув два раза в воздух, пробормотал: "В глаз, в глаз!" – и выбежал.
Я тоже схватил ручку. Потом вдруг подтянул к себе телеграфный бланк, забытый кем-то на столике, и стал писать. Некоторые живые подробности, особенно после ударов по голове, быстро отваливаются… успею ли записать?
Увлекшись, я взял уже и второй бланк и на третьем уже заметил, что улыбаюсь: толстый дядька в соломенной шляпе нетерпеливо переминался рядом, словно хотел в туалет, – может, он и действительно туда хотел, но сперва должен был отбить телеграмму.
– Сейчас! – пробормотал я, подтягивая четвертый бланк. – Извините! – извинился я перед дядькой. На этом бланке я писал как раз про него – без него этот вечер был бы неполон. К счастью, вошел мой мстительный друг и метнул ручку на стол. "Ушел!" – пробормотал он. И заскрипели перья. Ручки вернулись к своей обычной работе, объясняя нам жизнь, гармонизируя ее, делая выносимой.
Недавно я ехал в метро. В вагоне сидели персонажи, которым, казалось бы, положено ненавидеть друг друга: две разряженные дамы, задерганные работяги, дикого вида юнцы.
Вот дверь открылась, и в вагон вошел богатый господин, всем своим видом показывающий, что в метро он едет впервые в жизни. В руках он держал картонную коробку с надписью "Сифон бытовой". Казалось бы, все должны понимать, что это всего лишь прибор для газирования воды… но – первыми не выдержали и прыснули дамы, за ними захохотали работяги, потом и молодежь. И даже сам хозяин сифона не выдержал и усмехнулся: надо же, что пишут! Все вдруг стали на мгновение едины.
И эта любовь к языку, ощущение многозначности, цветастости, роскоши слова, безграничной возможности игры с ним и наслаждение от этого вдохновляет и объединяет всех нас – без этого бы никто из нас не выжил. И это общее наслаждение объединяет даже тех, кто не хочет объединяться, не дает нам разодраться окончательно.
Люди, уверен я, делятся не только на классы и нации, но и на людей слышащих и неслышащих. И неслышащие ненавидят слышащих: чего это они там услышали? Чему улыбаются? Ведь ничего же нет!
И при чем здесь политика, да и цены, в конце концов? Ведь в раю, говорят, нет материальной заинтересованности и политики нет – нет ничего, кроме самого рая. И рай этот вовсе не за океаном, а у тебя во рту, и открывается одним легким поворотом языка. Одно слово – и вы в раю, хотя и ненадолго. А почему, собственно, ненадолго? Ведь у нас, слава богу, хватает слов!
Нынче, увы, бушует тезис, сколь распространенный, столь и ложный:
"Вот будет человеческая жизнь – тогда по-человечески и заговорим!"
Это все равно что сказать, слушая Шаляпина: "Мне бы столько платили
– и я бы не хуже спел!" Но ведь когда-то он собрал все силы души и запел – бесплатно. А счастье и богатство пришли потом.
Однажды мне позвонили из "Плейбоя":
– Валерий Георгиевич! Мы очень вас любим, напишите для нас рассказ.
– Не ожидал, честно, – сказал я. – Но вам, наверное, специфический рассказ нужен? Секс? Я в этом не очень.
– Нет. Секс надоел нам… как фрезеровщику стружка! Напишите просто рассказ! Интересный случай из жизни. В Москве, случайно, не будете?
– Как раз буду!
До отъезда чего я только не пробовал – не получался рассказ! Все!
Финиш! Куда уж для "Плейбоя" тебе писать! Разве что для журнала
"Огородник"! И то… Грустный, я шел по платформе. И вдруг – колоссальную догнал девушку! Она шла типичной раздолбанной походкой манекенщицы, закидывая одну ногу за другую. О! Тормознули вместе с ней: вагон третий! Вот это да!
– Девятнадцатое, – буркнул проводник, разглядев ее билетик и даже не взглянув на нее.