ГОРиллЫ в ЗЕЛЕНИ

Я каждый день ездила в больницу, проверяла, не перевели ли Даню в бюджетный госпиталь. Денег я так и не смогла найти. Мне дали две недели срока, предупредив, что придется выплатить неустойку. Сумма была нереальная — несколько тысяч долларов, при этом с каждым днем она продолжала расти.

Но еще больше меня волновало то, как я скажу Дане, что Насти уже нет. Первые дни, после того как он пришел в себя, Даня ни о чем не спрашивал. Просто улыбался мне. Но однажды спросил: «Где Настя?»

— Ее нет.

— Она в другой больнице? — растягивая слова по слогам.

— Нет, Даня, ее нет.

— Ты… хочешь… — у него дрожал голос. — …Ее вообще нет? Она умерла?

— Да.

— Почему ты мне сразу не сказала?

— Я боялась, что это может тебе навредить.

— Уходи.

— Даня…

— Мне нужно побыть одному.

Я встала со стула и молча вышла. Как только закрыла дверь, услышала, как он скинул журналы со стола. На следующий день он был совершенно другим, как будто выздоровевшим, отрезвевшим. У него был пустой взгляд.

— Здравствуй, — сказала я.

— Здравствуй.

— Мне вчера позвонили из страховой компании, тебе возместят ущерб от разбитой машины. А счет за лечение нужно выплатить срочно, а то тебя переведут отсюда и подадут в суд.

— Меня это не волнует.

— А что тебя волнует?

— Ты прекрасно знаешь.

— Даня, прости, — я стала умолять его. — Я не хотела тебе говорить, а если бы у тебя случился сердечный приступ или еще что-то?

Разговор этот закончился ничем. Впрочем, меня это мало волновало сейчас, главное было достать деньги. Оставалось два дня.

Я сидела дома и искала по интернет-сайтам работу. К долгам за лечение Дани сегодня утром еще прибавились счета за оплату коммунальных услуг, не такие, конечно, гигантские, но и на их оплату у меня не было денег. На кредитной карте для экстренных случаев, которую мне сделал Даня совсем недавно, словно чувствовал, деньги уменьшались день ото дня — недалеко было до блокировки. Я очень надеялась, что его скоро выпишут, но в то же время плохо себе представляла, что будет после этого. Нанимать сиделку? Во сколько это обойдется? Друзья уверяли, что будут помогать. Но они же не смогут целый день проводить с ним. А ему нужен постоянный уход, специальное питание, гимнастика, массажи. Даня просил меня найти агента и продать квартиру, но я считала, что это неправильно. И для меня это означало полный крах, значит, мы не могли найти выход из ситуации, а ведь всегда находили. Какой ужас будет, если мы лишимся квартиры. Здесь прошли самые лучшие годы нашей жизни, тут мы были счастливы, были вместе.

Я ничего не нашла. Мое состояние было на уровне истерики, отчего всегда повышался аппетит. Я достала из морозилки кусок пиццы и поставила ее в духовку. Это уже была вторая за день. Первая — на завтрак. Пока пицца запекалась в духовке, я открыла холодильник в поисках чего-нибудь вкусного. На полках стояли: два творожка, один из них просроченный, бутылка бальзамического уксуса, высохший до белизны пучок кресс-салата, кусок сыра, начатая бутылка сливового вина, пара яблок… и — о чудо! — в каком-то из отделений я нашла две шоколадные конфетки. Все остальное место занимали лекарства, кремы и лаки для ногтей. Я взяла эти две конфеты, заварила зеленый чай с жасмином и легла на диван, закрыв глаза, чувствуя подступающую панику. «Что делать?!» — проносилось в моих мыслях, наверное, чаще, чем на страницах романа Чернышевского.

Включила телевизор. Показывали передачу про Беслан. Ужас…