Горислава. Невенчанная жена

Первым понял, что дело плохо, умудренный годами Добрыня. Он прервал увлекательную беседу с полоцким боярином, дернул за кафтан земляка, собравшегося произнести здравицу, и поднялся с места сам. В его единственной руке был зажат кубок, наполненный лишь на треть.

– Дозвольте и мне слово сказать, – начал он, обводя взором сидевших на помосте. – Да будут долгими и счастливыми годы правления великого князя Рогволода. Пусть здравствуют также его сыновья и дочь, красота которой проясняет мой угасающий взор. – Добрыня сделал паузу, поднимая кубок выше и ловя плавающий взгляд хозяина. – Ради нее мы проделали столь долгий путь. Рогволод, уж не обессудь, если сокол унесет голубку из родового гнезда.

По лавкам прокатились понимающие смешки, самые чувствительные боярыни прослезились от умиления.

– Голубка уж высматривает сокола ясного, – был ответ Рогволода. – Вертит головкой, трепещет в волнении: где же он?

Владимир приосанился, развернулся всем корпусом к Рогнеде и поиграл бровями. Она поспешно опустила голову, пряча взгляд. Отец и братья неодобрительно покосились на нее. Чтобы рассеять грозовые тучи, повисшие над главным пиршественным столом, старый воевода решил продолжить тост.

– Все в мире пары требует, – сказал он, откашлявшись, дабы придать голосу особую значимость. – Божьи твари вместе сходятся, люди свои вторые половины ищут. – Он поставил кубок и повернулся из стороны в сторону, чтобы всем его было хорошо видно. – Пока две руки у меня было, все у меня ладилось, все получалось. Стал одноруким, все в два раза тяжелее дается. Так и в союзе любовном. Двоим ничего не страшно, ничто не в тягость.

Добрыня еще некоторое время распространялся на эту тему, сыпля красными словцами и яркими сравнениями. Его, убеленного сединами, все слушали с большим интересом и уважением, лишь Владимир откровенно скучал, глазея по сторонам. После длинного тоста воеводы он посчитал, что все необходимое сказано и добавлять к этому нечего и незачем. По-свойски тронув Рогволода за плечо, он свесил руку с подлокотника и, вольно откинувшись назад, спросил, не желает ли князь взглянуть на привезенные дары, и прибавил с важностью:

– Целый воз под сундуки и лари пришлось отвести. Не поскупился я ни на соболей, ни на жемчуга, ни на злато. Душа у меня широкая, щедрая. Думаю удивить вас, князь, и порадовать. Тебя и дочь твою.

Рогволод, которого начала утомлять эта развязная болтовня, хотел ответить, что лучше отложить смотрины на завтра, чтобы можно было хорошенько разглядеть подарки при дневном свете, когда к помосту подскочил начальник стражи и прошептал:

– Князь, новые гости подъезжают. Скоро у ворот будут.

Рогволод не сразу понял:

– Какие гости?

– Из Киева, князь. Сам Ярополк Святославович пожаловал.

Владимир их не слушал, медленно поворачивая голову по сторонам. Он попытался подпереть бороду кулаком, промахнулся и сделал вид, что просто решил заправить за уши длинные волосы. Рогнеда, заметившая это, презрительно сморщила нос. Рогволоду состояние Владимира тоже не понравилось. Сам он всегда знал меру, чтобы не выставить себя за пиршественным столом посмешищем. Но немедленно принять гостя он распорядился не потому. Приезд Ярополка менял дело. Союз с Киевом представлялся князю более выгодным, чем с Новгородом. Ярополк был старшим сыном Святослава и унаследовал больше.

– Как только прибудет, сразу впускайте, у ворот не держите. – Рогволод быстро потер ладони, издавшие сухое шуршание. – Пусть проводят его в мои покои наверху. Угощения туда снесите, питье. Воды нагрейте. Я его сегодня же приму.

Отдав распоряжение, он поднялся, чтобы провозгласить пир законченным. Поблагодарил гостей, сослался на усталость дочери и свою занятость государственными делами. Если бы он посмотрел в этот момент на Владимира, то, возможно, не поспешил бы с таким решением. В своем желании принять нового гостя Рогволод совсем позабыл про подарки из Новгорода. Уже одно это выглядело в глазах Владимира оскорблением. Когда же он наконец понял, кто и зачем приехал, то ярости его не было границ.

– Зачем брата позвал? – спросил он угрожающе.

Его руки, положенные на стол, сжались в кулаки. Брови Рогволода сошлись на переносице.

– Я волен принимать кого хочу и когда хочу, – произнес он.

– Не привык я, чтобы ко мне относились с пренебрежением. – Владимир уже не проявлял ни малейших признаков опьянения. – И не прощаю такого.

Рогнеда опасливо посмотрела на него, потом на отца. Сейчас только он мог защитить ее от посягательств приезжего красавца-грубияна. Владимир был опасен, как дикий зверь. Можно сколько угодно кормить его с руки, гладить по голове и чесать за ухом, но однажды он рявкнет, оскалится и покажет свою хищную натуру.

– Приехал твой старший брат, князь, – заговорил Рогволод увещевающим тоном. – Не могу же я оставить его за воротами.

– А ты возьми и оставь, – упрямо заявил Владимир.