ГориславаПовести

Багровело лицо председателя. Собирался оборвать бузотера, остановить возникшую стихийно перебранку — побаивался лезть в пекло наперед батьки-инструктора. Яснолицый, грудасный районщик с интересом слушал спорщиков. Вот тебе и налицо обвинение: в колхозе процветают пьянство, воровство, потворство. Задумался: да где теперь не процветают подобные сорняки? Везде в хозяйствах развал, неразбериха, опухшие с похмелья лица. При желании любого преда можно лишать печати и права руководить. Но где новых, честных, совестливых, трезвых взять? Почти каждый руководитель сидит на крючке. Берут без оплаты через бухгалтерию мясо, сено, комбикорма. Занижают поголовье скота. Нарушают финансовую дисциплину. Сплошь убытки, приписки, очковтирательство, невыполнение плановых заданий, загулы животноводов, механизаторов. Язвой расползается неверие в слова райкомовцев. Всем осточертел дешевый, малопроизводительный труд. Выходило так: люди трудились, убытки плодились. И не предвиделось тем убыткам конца.

Инструктора удручало, обескураживало, что его словеса, сказанные на собраниях, в беседах, не доходили до сердца народа, разлетались мякиной, подхваченной ветром. Мужики давно наслушались досыта велеречивых обещаний, посулов.

По ним выходило: до коммунизма остался один пеший переход. Дыр, проблем, необеспеченности было великое множество. Деревни кажилились, хирели. Не могла их поставить на ноги самая вычурная лозунговая политика, ненаглядная агитация. Навалились крестьянским миром на кукурузу, ждали фурора. В отличие от картофельного кукурузного бунта в отечестве не произошло. За ее всесоюзное водворение на поля заплескивались бурные, многолетние аплодисменты: пустой энергии ладошек хватило бы настолько, чтобы перемолотить на зерно миллионы тонн кукурузных початков.

И на этой колхозной сходке инструктор упражнялся в вычурной словесности, нагоняющей сон на усталых крестьян. Анонимщик пожирал глазами выступающего: вот, вот он я… это мое письмо… и в другой раз услужу…

Председатель колхоза отделался устным выговором. Инструктор по низкой цене купил полпуда говяжьей мякоти и на грузо-пассажирском пароходике отбыл восвояси.

Безостановочно крутилось колесо времени.

В крутые рождественские морозы неподалеку от Дектяревки взревели бульдозеры и пнекорчеватели. За согрой кочевые дорожники расчищали зимник. Река омертвела до мая, поток грузов для недроразведчиков торопились пустить сухопутьем. Самые срочные доставлялись вертолетами, самолетами. Дороговизна воздушного моста пугала нефтеразведочные экспедиции.

Под гусеницами, бульдозерными ножами трещал сухостойник, молодняк: расширялась старая лесовозная дорога, заросшая березняком, сосновой порослью. Бетонная земля выдерживала тяжелую технику. Отполированные траки хищно клацали над промерзшей твердью зимника.

Передвижные вагончики дорожников, установленные на трубчатых полозьях, по вечерам наполнялись гвалтом, смехом и песнями. Мастер просил дектяревскую продавщицу не продавать вахтовикам спиртное. Власть денежной выручки брала свое. Однако дорожная братия дело знала твердо, была по утрам, как штык. По-военному занимала кабины и продолжала вести на север зимник, нужный под грузопоток.

Игольников продавал дорожникам молоко, картошку, сало. Изредка оставлял ночевать загостившихся парней. Шумоватые постойщики наливали хозяевам вина. В отличие от жены Крисанф не отказывался. Дорожники возбужденно говорили о будущем городе Быстринске. Быстрина закрутит рабочих в глубокой воронке труда. От города побегут на нефтепромыслы новые пути-дороги, дел будет — пруд пруди.

Хайластые вахтовики в забывчивости сыпали за столом словесную непотребщину. Матрена Олеговна дважды приструнила: хлебосольничайте, при детях да при иконах не лайтесь. Курил хозяин, смолили гости. Дым висел плотным туманом. После ухода шоферов, трактористов жена напускалась на хозяина:

— Чего привечаешь кочевых пьянчуг? Наскотинили за столом, убирай за ними сам.

— Нишкни, Мотря! Я от них выгоду буду иметь. Скоро машины с грузом пойдут. Обещали с цементом помочь. Вода болотная, грунтовая с весны начинает мучить. Буду подполицу бетонировать. Песку вволю, запасусь цементом. Такое заграждение сделаю — капля влаги не просочится. Крысам все ходы-выходы перекрою.

— Пусть цемент для города везут, он на стройке нужен. Под суд угодить захотел?

При слове суд Крисанфа передернуло. Потянулся к недопитому стакану. Засаднила ошпаренная страхом душа.