Горит ли Париж?

Стоявшая перед ним дилемма, по-видимому, имела лишь одно решение: молниеносное вторжение союзников в город, которое избавит его от этого тяжелого бремени. Чуть ранее в тот день он узнал поразительный факт. Генерал Курт фон дер Шаваллери, командующий 1-й армией, сообщил ему, что по приказу Моделя он отодвигает свою армию к югу от нынешней позиции на подступах к Парижу. Это означало, что парадная дверь в Париж была открыта и манила к себе. Стоит только союзникам изменить свои планы, и они ворвутся в город, прежде чем он или кто-либо еще сможет их остановить.

Его размышления прервал телефонный звонок. Фон Хольтиц с шумом закрыл жалюзи окна и в темноте пробрался к телефону. На другом конце провода фон Хольтиц услышал голос генерала Вильгельма Бургдорфа из ОКВ — человека, который выбрал его для этой работы. Однажды, в 1942 году, хвастливый Бургдорф заявил герою Севастополя: «У меня столько генералов, что я мог бы кормить ими свиней». Сегодня он звонил фон Хольтицу, чтобы сообщить, что в ОКВ больше не осталось генералов. Вместо того чтобы прислать фон Хольтицу, как тот просил, генерала для командования войсками на подступах к городу, Гитлер, сообщил Бургдорф, решил произвести Хубертуса фон Аулока, с которым фон Хольтиц пил шампанское на вилле Сен-Клу, из подполковника в генерал-майоры. Фон Хольтиц поблагодарил Бургдорфа за «заботу» и повесил трубку.

Затем он растянулся на кровати и уставился в потолок. Наконец, все в той же нерешительности, которая двое суток назад привела его к согласию на нордлинговское перемирие, он подумал, что даст себе последнюю отсрочку. Он подождет еще сутки, после чего позвонит краснолицему майору в Лe Бурже. Приняв такое решение, он мысленно обратился к более легкой военной проблеме. Где, размышлял он, в этом неспокойном городе, он сможет найти две генеральские «звездочки» на погоны получившему повышение генерал-майору Хубертусу фон Аулоку?

19

Для Роже Галлуа, того самого, кто, несмотря на приказы своего начальника-коммуниста, поставил перед собой задачу привести союзников в Париж, имя человека, которого он должен был сейчас увидеть, по-прежнему оставалось тайной. Но по поведению американцев, находившихся с ним в закамуфлированной палатке, он понял, что это была важная персона.

После безразличного приема, оказанного ему первым же американским солдатом, Галлуа посадили в джип. Молоденький водитель получил, видимо, приказ не разговаривать. В течение двух тяжелейших часов распираемый восхищением и любопытством при виде союзных армий Галлуа не услышал ни звука, если не считать равномерного пощелкивания жевательной резинки во рту своего спутника.

Джип, наконец, остановился в тополиной роще, усеянной палатками. Там американские хозяева проверили его личность столь странным образом, что Галлуа до сих пор не мог прийти в себя. На чистейшем французском полковник Роберт И. Пауэлл, архитектор из Нью-Йорка, демонстрируя доскональное знание Сопротивления, задавал ему десятки вопросов в столь непринужденной манере, словно говорил о погоде. Затем, будто задавая очередной, рутинный вопрос, Пауэлл спросил Галлуа, встречался ли тот когда-либо с подполковником по имени Андре де Брабуа. Галлуа едва вспомнил, что встретил человека с таким именем на углу парижской улицы десять дней назад. Пауэлл спросил, виделись ли они еще. Галлуа подумал и вспомнил: они договорились о следующей встрече, но Брабуа так и не пришел. Почему, спросил Пауэлл. Галлуа признался, что не знает.

— Сейчас я покажу вам, почему, — ответил Пауэлл. Он обернулся к стоящему сзади помощнику и что-то прошептал ему.

Через мгновение в палатку вошел стройный человек в форме. Галлуа был настолько поражен, что в течение нескольких секунд не мог выговорить его имя. Это был Андре де Брабуа.

Через некоторое время вошел другой человек. Волосы его растрепались, а рубашка цвета хаки лишь местами была заправлена в брюки. «Извините меня, — сказал он, — я спал». Затем добавил: «О’кей, слушаю. Так что там у вас?»

Галлуа изложил все со всей страстью, накопившейся в его галльской душе. Когда он закончил, американец сказал: «Вы солдат, и я солдат. И я отвечу вам как солдату». Ответ будет отрицательным, продолжал он, по трем причинам. Союзники «уничтожают немцев, а не захватывают столицы». Сопротивление начало восстание без приказа и «должно само отвечать за последствия». Испытывающие нехватку горючего союзники не могут «взять на себя моральную ответственность за снабжение города».

На этом он протянул Галлуа руку. Слова его были настолько жесткими и однозначными, а тон настолько авторитетным, что ответ показался Галлуа не подлежащим никакому обжалованию. Так оно вполне и могло быть. Ибо американским генералом, которого Галлуа поднял посреди ночи, был Джордж С. Паттон.

Для грязного, небритого француза, преодолевшего все опасности пути с верой в то, что он избавит Париж от судьбы Варшавы, это был самый тяжелый момент в жизни. Он был, как сам потом вспоминал, «в состоянии эмоционального обморока».