Горицвет. Лесной роман. Часть 1.(СИ)

Некоторое облегчение она почувствовала только, когда миновала поворот, и дорога, выпрямившись, монотонно потянулась вдаль, по кромке пашни, теряясь почти у самого горизонта за темным лесным выступом. Ясный сухой день перевалил за половину. Было довольно тепло. Матовое солнце неравномерно разбрасывало золотые блики на высокие кроны сосен, выделяя ярко-зеленые пятна, прикрытые глубокими тенями и полностью охватывая стройные розовые стволы, почти до самой макушки лишенные ветвей. Затесавшиеся между сосен ели оставались почти незаметными, зато все лиственные - березы, осины, рябины и клены, ярко облитые солнечными лучами, пестрели всеми оттенками огненного прощального блеска. Порывы ветра приносили на дорогу шуршащие потоки листьев, и от них исходил тот пряный томительный запах, что один дает почувствовать осень.

Жекки ослабила поводья, позволив Алкиду бежать, как тому вздумается, а гнедой, будто чувствуя настроение хозяйки, незаметно перешел с рыси на шаг. Жекки и впрямь никуда не спешила. По крайней мере, вовсе не собиралась лететь сломя голову навстречу блудному мужу.

Частые отлучки Павла Всеволодовича под довольно сомнительными предлогами давно вызывали у нее ревнивые подозрения, но сейчас нужно было сосредоточиться совсем на другом. При встрече с Аболешевым, если она сочтет нужным, можно поговрить вполне откровенно и разъяснить все недоразумения. А вот как быть с этой нежданно свалившейся бедой, о которой поведал Федыкин? Что станет с Каюшинским лесом, если через него проложат железную дорогу? Ведь тогда от него мало что останется. Деревья вырубят, птицы улетят, зверь разбежится. Куда тогда деваться Поликарпу Матвеичу? А Серый, что станет с ним?

Последний вопрос почему-то пересилил все прочие. Предательский слезный ком, упрямо сдерживаемый уже более часа, подступил-таки к самому горлу и приготовился обернуться потоком неудержимых слез. Вообще-то, Жекки редко плакала, терпеть не могла плакс, и всегда считала слезы чем-то постыдным. Но, если уж они подбирались к ее глазам, их невозможно было унять. Вот и сейчас, медленно одиноко волочась по пыльному проселку, Жекки позволила себе поддаться маленькой слабости. Она начала шмыгать носом, отрывисто смахивать ползущие по щекам слезинки, оправдывая себя тем, что лучше уж сейчас дать волю нервам, чем потом раскукситься в самом неподходящем месте. Что же тут поделаешь... Слезами, конечно, не поможешь. Да и повседневные заботы сами по себе не отвяжутся. Завтра возможно, она вместе с Аболешевым отправится в Инск. В городе необходимо выяснить, возможна ли отсрочка выплаты по закладной и заодно проверить слухи на счет железной дороги. Если окажется, что Федыкин ничего не придумал, то тогда... Тогда придется сделать кое-что, от чего столичным покупателям придется поумерить свой пыл. Но что же? Что она может сделать? - Жекки проглотила очередную порцию текучей соленой влаги. В носу шумно захлюпало. И тут она словно перевела дыхание. - Как же это сразу не пришло ей в голову! Ведь нужно просто не продавать свой участок, только и всего. Сказал же Федыкин, будто ее земля располагается "поперек стройки". Вот пусть и лежит поперек, как кость в их паршивом горле.

Жекки вытерла последнюю слезу, обмакнув уголки глаз платком. Высморкалась и вопреки непрошенным, остаточным спазмам, застрявшим где-то за грудиной, почувствовала себя заметно лучше. Алкид прибавил ходу. Двуколка, подпрыгивая на затвердевших пригорках, словно пушинка полетела вперед.

Напротив старой полусгнившей сосны, сломавшейся во время грозы минувшим летом, начиналась развилка дороги. Правая половина шла на Никольское, а левая углубляясь в поля, выводила к сельцу Аннинскому. Там, где-то в изгибе круто петляющей колеи, за высоким холмом с одинокой березой на вершине, прятался придорожный кабак. Жекки вспомнила о нем, увидев лежащего ничком прямо на дороге оборванного мужика. Мужик пытался ползти, издавая громкие нечленораздельные звуки. Над ним склонялся, пробуя безуспешно распрямиться во весь рост, другой, всклокоченный, с красными блуждающими глазами. Такие народные типажи попадались на дорогах довольно часто, и Жекки, не обращая на них особого внимания, проехала дальше.

А вот двое, еле плетущихся нищих почему-то надолго задержали ее взгляд. Они шли со стороны Аннинского и подходили к самой развилке, когда Жекки поравнялась с ними. Она отчетливо рассмотрела иссохшее, страшно изъеденное глубокими морщинами лицо старика с бельмами вместо глаз. Его голова, неестественно запрокинутая и скошенная на бок, казалась обузой для худенького сморщенного тельца, одетого в истлевшие обноски. В правой руке старик сжимал длинный костыль, а левой опирался на босоного мальчика лет десяти. Что-то заставило Жекки остановиться, хотя она, по правде говоря, с детства боялась всяких юродивых, покалеченных, убогих, шатавшихся по деревням в поисках пропитания.