Горицвет (СИ)

Главная задача по привлечению на свою сторону внимания гуляющей публики была достигнута. Все проходившие мимо или сидящие поодаль на садовых скамейках не могли не отметить того, с каким благодушным видом председатель судебной палаты разговаривает с мадам Аболешевой и ее друзьями. Зрелище такой беседы в деле, касающемся репутации, значило для каждого из тех, кто ее наблюдал, гораздо больше, нежели простой мимолетный жест вежливости. Во всяком случае, для тех, чье мнение в вопросе о безоговорочном осуждении или снисхождении к Жекки колебалось в ту или другую сторону, несомненно, должен был наступить некий перелом.

Для самой Жекки перелом произошел после того, как Малиновский закончил сообщение о переводе гарнизона в Инск. Сомнихин, для которого, разумеется, не прозвучало ничего нового, терпеливо выслушав поручика, снова как-то слишком навязчиво попробовал сдвинуть супругу с места.

Елизавета Антиповна, почти не слушала Малиновского. Неизменно переводя подозрительные глаза с мужа на Жекки и обратно, она явно не чувствовала никакого удовлетворения от своей наблюдательности. Ей было слишком ясно, что встреча с Жекки почему-то очень сильно напугала недавно прощенного ею мужа. Несказанно уязвленная этим, Елизавета Антиповна никак не могла решиться на какое-либо прямое выяснение этого происшествия.

Ощущение вблизи себя спокойной и чему-то радушно улыбающейся Жекки только подхлестывало ее мнительность. Елизавета Антиповна имела совершенно неопровержимые сведения на счет того, что Жекки была замечена на Вилке в сопровождении всем известного богача по фамилии Грег, приехавшего из Петербурга, и потому сильно о себе возомнившего. Следовательно, Жекки заслуживала осуждения всеми добропорядочными людьми города. К такому единодушному мнению пришли все дамы, недавно собиравшиеся в гостиной Александры Константиновны.

И, однако же, переводя взгляд с Жекки на мужа, Елизавета Антиповна начала сомневаться, будет ли такое осуждение благотворно для нее самой и для репутации ее собственной семьи, и без того непрочной. Как бы велико ни было ее предубеждение против Вилки и всего с нею связанного, еще большим предубеждением она страдала в отношении поступков Александра Алексеевича. Недавний скандал из-за его похождений стоил ей, по ее же признанию, двадцати лет жизни. Новой подобной истории она бы уже не пережила, особенно, если вспомнить, каким мучительным, долгим и трудным стало последнее примирение.

Недосказанность, торопливость и тот первый подавленный взгляд, который Елизавета Антиповна поймала на лице мужа при первом приближении к этой дерзкой девчонке, Аболешевой, убеждали ее — и тот, и другая имеют что-то общее, связывающее их. Тем самым относительный покой, недавно воцарившийся в ее душе, был снова разрушен, и она уже не могла вести себя так, словно ничего не случилось. Ее предыдущий опыт показал полную несостоятельность покорного выжидания. Поэтому теперь, почувствовав прежнюю, не забытую и так до конца и не отодвинутую угрозу, Елизавета Антиповна, обвела Жекки с головы до пят томным кошачьим взглядом и предложила, обращаясь исключительно к Жекки, но, имея в виду всех, кто ее окружал:

— Александр Алексеич всегда сам не свой, когда обсуждают все эти городские дела. Но вы вполне могли бы наговориться с ним досыта, если б бывали у нас чаще. Мы принимаем во вторникам, а обедаем всегда после двух.

— Да, да милости просим, — торопясь, поддержал супругу Сомнихин и, с неживым облегчением дотронувшись до полей шляпы, сделал шаг в сторону. Ответные слова благодарности и прощальные улыбки достались в основном уже на долю его второй половины, не считавшей в данных обстоятельствах поспешность такой уж необходимой.

XIV

Жекки могла поздравить себя с полной победой. Елена Павловна, понимая, что ближайший по времени, неприятный, но необходимый, визит к Сомнихиной ей придется взвалить на себя, тем не менее, также торжествовала. Задуманное Жекки, полностью ей удалось. Стена отчуждения, хотя и устояла на месте, была сильно поколеблена. И значит, гроза общественного громогласного порицания теперь едва ли могла разразиться в полную силу. Тут было от чего ликовать.