Мимо проел и шар воды сестрицы и мой фаербол — еще нелепее атака чем разряды тока! И вот гоблин уже в прыжке замахивается своим окровавленным оружием на моё плечо.
— Воспламенение!
И горящее-визжащей свечкой падает на меня, поджигая одежду.
— Упс. Пузырь!
Воды пузыря естественно не хватило, чтобы хоть что-то потушить! Но зато оказалось достаточно, чтобы гоблин вспомнил, зачем он на меня прыгнул с замахом. Вспомнить, что он по-прежнему сжимает свой меч…
— Заморозка!
Я говорил, что сестра действует неверно с порядком навыков? Нееет! Это я действую неверно!
Гоблину явно поплохело, но вновь ненадолго. Вскоре стало лучше, куда лучше, чем было до этого, и сквозь дым и пар уже не столь сильно горящей одежды, я увидел его глаза. Глаза существа, предвкушающего мою смерть.
— Шок!
Резкая боль в районе печени заставила меня замереть и зажмурится. Кажется, стихли все звуки, и время вообще замерло. Остановилось, и больше не пойдет вперед. Все чувства отключились, и все что у меня осталось, это БОЛЬ.
Но длилась все это лишь секунду. Я открыл глаза, и увидел все та гоже гоблина замершего предо мной. Почувствовал, что моя одежда уже не горит, а ПРОГОРАЕТ. Понял, что боль из брюха никуда не делась, и с силой, и матом, скинул весьма увесистого коротышку с себя.
Обнаружил кровь у себя на правом боку, скрасившею остатки тлеющей рубахи в алый, и использовал поток, чтобы погасить всю одежду. И взвизгнуть, от попадания воды на ожоги!
— Арр! Аа! Аррх…
Взглянул на сестру, явно обо мне неслабо переживающею, на гоблинов, про которых мы столь неосмотрительно забыли во время схватки…
В прочем, забыли, и что с того? Они благородно свалили! Оставив трупы своих собратьев греться на солнышке.
— Арх. — сделал я шаг, на что бок отозвался совсем уж не добро, заглушая даже боль ожогов.
Я бы сказал, что мне надо в больничку, судя по свежей крови на мече еще живого гоблина, печень то он достал, но я ж типо бессмертный! Сестра вон и не такое пережила…
— Брат!
— Нормально все. — отмахнулся я от заботы сестры и взглянул на поле боя.
Тля! А мечи то, да и вообще оружие и доспехи, он все свиснули! Все! Вообще все! Одни голые тушки там и валяются! Вот… ну ничего — я поднял «ножик» вожака, предварительно отделив его руку от теля при помощи фаербола — разжимать кисть добровольно он даже после отказался. Посмотрел на окровавленное оружие.
Порадовала меня система.
Посмотрел на остатки своей рубахи и одетой сверх неё мантии:
Типо размен. Неравноценный. Хотя несколько странно, что уничтоженная вещь продолжает опознаваться. Вновь взглянул на сестру.
— Ну типо… мы выполнили то, зачем пришли?
— Угу. — кивнула она — а теперь давай убираться пока еще кто-нибудь вместе с армией не выполз.
И не отобрал у нас то, что осталось от багажа и шмоток.
Сказано — сделано. И мы, пусть не бегом — ползком! Поползли собирать свои шмотки. Те, которые еще представляли хоть какую-то ценность, и опознавались системой. Удивительно, но факт — погрызенный гоблинами сапог стрелка перестал быть таковым, и стал… просто сапогом? С отгрызенным носком, который даже не обознаётся как уничтоженный. А распоротая пополам шляпа мага, почему-то до сих пор значится как она самая, только уничтоженная.
Причем в количестве двух штук! Каждая половинка по-прежнему опознается, но отдельно от второй. Так что, гребя только то, что видит система, игнорируя запах и «грязь» некоторых изделий и не имея даже надежды вернуть обратно еду, мы поняли — поход вышел неудачным.
Мы потеряли почти все! Что не украли воришки в городе-шахте. Даже если списать половину того, что было в сумках как более не нужный хлам… не, не выйдет себя утешить. Ну а гоблины — явно нажились. Я ни за что не поверю, чтобы они смогли слопать кирзу с набойками за присест, как и хотя бы пожевать — это им не мягкая кожа стрелкового сапожка! А их уничтоженные «тела» сапогов, тут что-то нигде не просматриваются.
В прочем, все не совсем верно. Да, мы потеряли очень много, а комплекты имеют ограничение на покупку, но мы хотя бы пополнили Си! Эх… это я еще не считаю потерянное в переводе на баксы.
— Тут больше ничего не осталось — пробормотал я, кривясь от сдерживаемой боли.
Ожоги, ранение, прочие… надо бы отойти в сторонку, обработать раны, отдохнуть, поесть… отсевающее, еду. Поговорить о жизни? Но сначала все же раны. Пусть мы и вроде как бессмертно, и такой фигней нас не должны убить, но грязь и гоблинская слюна…
— Арх! Больно!
— Терпи брат! Терпи! — проговорила сестра, обрабатывая мои раны — тупо промывая.
Хорошо, что я дырку в боку ей не показал…
— АААА! Ааа… ты..а.а… че…аа…
Заметила таки, и прижгла её каленым железом.